Мы, монстры. Книга 2: Иные

Вернер Тим

Что так утомило его?

Он скосил взгляд на руку, осторожно коснувшуюся его плеча. И Марла заметила сама, какие у нее кривые и грязные ногти. Почему-то захотелось обиженно возразить неизвестно кому: “А у него-то! У него еще грязнее!”

Ух’эр тем временем высоко, удивленно и медленно поднимал брови. Марла уже отдернула руку, а брови все ползли и ползли вверх, а потом он перевел на нее взгляд, полный изумленной насмешки, спросил:

— Пощупать решила? Так давай, щупай дальше, чего испугалась?

—

Ты устал, — сказала она.

Он все-таки медленнее говорил сейчас. Меньше непонятных слов. Меньше меняет интонации. А алмазный взгляд подернут серой пеленой.

— А ты как думала, милая? — фыркнул он и щелкнул пальцами. По траве проехалась перина, оказываясь под ним как раз в тот момент, когда он упал. Упал — и из перины что-то жалобно пискнуло. А он уставился Марле в глаза и вновь заулыбался. Самодовольно до крайности, но — устало.

Она присела рядом с ним, потыкала пальцем в перину. Та слабо запищала в ответ. Она нахмурилась, неотрывно глядя на пищащее нечто, но чувствуя на себе взгляд Смерти. Пристальный и колючий, несмотря на то, что подернут пеленой. Алмазные иглы в его взгляде смогут проткнуть любую пелену.

— Они ж теперь еще и это приволокли… Нивеном называется, ножом машет. А Лаэф его, значит, душит… Хорошо еще, Заррэт со своей кувалдой не полез. Тэхэ над ухом жужжит… Хорошо, хоть Эйра молчит, но это и плохо: кто знает, о чем она молчит? И главное, всем совершенно плевать, что они во сне! В моем! Сне!

А вот и голос затвердел. Тоже стал алмазным. И холодным, таким холодным, что обожжешься, если тронешь…

— Как будто мне легко их всех держать! Почему я должен всех держать?! Я не хочу! — схватил ее за плечи, встряхнул, и только тогда Марла подняла взгляд. А он проорал ей в лицо. — Не хочу!

— Так не держи, — тихо сказала она.

Ух’эр закрыл глаза и так же тихо, неожиданно тихо, рассмеялся — будто монеты рассыпались по мостовой.

— Отпусти, — посоветовала она. — Брось.

— Брось… — передразнил он и снова уставился на нее. И снова — холодно. Отпустил ее плечи и поднял ладони, будто демонстрировать, что отпустил. Будто не отпустил — бросил. Можно подумать, иначе не заметила бы. — Не в твоих интересах сейчас, милая, чтобы я все бросал. Тогда и этого всего… — он обвел кривым пальцем, увенчанным черным ногтем, вокруг, — не станет. А это, напомню тебе, единственный оставшийся у тебя мир.

Она улыбнулась и покачала головой.

Только сейчас она вдруг поняла: он же постоянно удерживает этот сон. Вот этот самый, в котором живет она. И не те сны, где мирятся и ссорятся его братья с сестрами, где еще одно какое-то существо встревает в драки с ними… не те сны изматывают его.

Те — заканчиваются, и заканчиваются быстро. А этот… Сколько она уже в этом сне?

— Нет, — ответила, глядя ему в глаза. — Не единственный. Не единственный мир.

Как просто, оказывается, стать ее миром: всего лишь тратить большую часть своих сил на то, чтобы она жила.

“Интересно, — подумала Марла, — все умершие так принимают смерть?”

Потому что Смерть

была невероятно добра к ней. Смерть была первой сущностью за долгие-долгие годы, что была к ней добра.

Ух’эр нахмурился, прямо как она только что, только глядел не на перину — на нее. Но тоже словно пытался понять, что это она такое пищит. Поднялся резко, щелкнул пальцами — и перина растворилась. Даже не пискнула. Наверное, ему вдруг стало не до шуток.

— Ты так ничего и не вспомнила полезного о Лаэфе, — напомнил ей ледяным тоном. И приказал. — Вспоминай!

— То существо, — сказала она, — что махало ножом, а Лаэф его душил… Пыталось его убить?

— Да его не поймешь, — беспечно отмахнулся он, вновь мгновенно меняясь, — оно сейчас и не махало, оно раньше махало…

— Ты ведь не позволил Лаэфу его задушить?

— Нет, конечно! — Ух’эр как будто удивился вопросу. — Оно мне потом пригодится! От тебя-то толку мало! А ты мне хочешь посоветовать что-то касательно существа? Советы мне давать не стоит, милая, я сам кому хочешь насоветую. Но ты не такая дурочка, как кажешься… Да, Лаэф ему явно не нравится, а я ему уже почти друг. Потом я это использую. Но — потом. Пока мне нужны оба. Чтобы убить Сорэн.

Произнеся имя сестры, он снова поменялся. Губы, и без того тонкие, сжал бесцветной нитью. И взгляд потемнел, и глаза стали чернее ночи.

— Она обидела тебя... — не спросила — сказала Марла. Видно же было, всё видно.

— Она всех обидела, — весело отмахнулся Ух’эр, но глаза так и не посветлели. — Разве не так обычно делают старшие сестры?

Развернулся и побрел, хромая и шатаясь, к своему облаку.

И догнать бы, схватить бы за руку, усадить, уговорить снова сделать перину, пускай отдохнул бы… Но Марла только что видела, каким черным, холодным и бездонным может быть его взгляд. Ненадолго маска сползла — и она увидела Смерть. И пусть она безумна, но не настолько безумна, чтобы бежать за Смертью сейчас.

— Просто не надо было тогда смеяться… — пробормотал себе под нос непонятную фразу Ух’эр, не оборачиваясь. И продолжил рассуждать, беседуя с собой:

— Ну, или хотя бы потише… Да, надо было смеяться потише… Оно ведь было смешно — чего ж не смеяться…

Кажется, он уже забыл о том, что не один здесь. Или о том, что говорит вслух…

Их, безумцев, не разберешь — Марла знала по себе.

***

Ух’эр шагнул в облако.

“Нет, — подумал он разочарованно и зло, — куда ей до безумия Талы… Ей и до Эйры далеко… Обычная девка, обычная глупая девка…”

Презрительно скривился и даже поднял руку, чтобы щелкнуть пальцами. Развеять этот бессмысленный сон вместе с ней.

— “Она тебя обидела”! — передразнил, собирая силы для щелчка. Собирая удивительно долго, ведь как раз для щелчка силы не нужны — они нужны для того, чтоб это место продолжало существовать. А он их тратит. Тратит свои последние силы невесть на что… И результатов — никаких. Одни цветочки полевые да непрошеные советы.