Мы, монстры. Книга 2: Иные

Вернер Тим

Рэй закрыл глаза.

Все вокруг темнело стремительно. Он успел лишь мельком увидеть их. Две размытые фигуры. Кажется, они дрались, он даже дернулся поначалу, но потом понял: не сможет встать. А еще потом — что дерутся не всерьез. Что-то типа тренировочного боя.

Йен очень редко тренировался обращаться с оружием, сколько Рэй его помнил. А теперь, когда прижало, значит, начал. Наверное, не знал, что пригодится. Наверное, он и правда не знал…

Фигуры

расплылись во тьме, и Рэй понял: это он закрыл глаза.

С усилием попытался открыть, но увидел лишь темное размытое пятно перед глазами. Почувствовал сладкий гнилостный запах. И будто коснулся его кто-то — очень холодной ладонью. И будто тихо сказал: “Ш-ш-ш… Спи…”

Мир потемнел.

***

— Он непробиваемый, — пожаловался пару мгновений спустя Ух’эр. — Вообще глухо!

— Ну а ты что пытаешься сделать? — устало пробормотал Лаэф.

— Да так… — бросил Ух’эр. — Потренироваться хотел… Думал, теперь его мысли достаточно путаны, чтобы была лазейка для меня. Я бы пролез, допутал… Ведь это было бы так хорошо: охотник окончательно свихнулся на своей добыче. И таки убил Зверя. Но не тут-то было, брат. Нет смысла искать там мысли! Там их вообще нет! Туда проще Заррэту пробраться, чем мне.

Заррэт недобро заворчал громом.

Визгливо расхохоталась Эйра.

Тяжело вздохнула Тэхэ.

***

В глубине леса рогатая богиня вскинула голову и встревоженно поглядела в небо. Потом бросила взгляд по сторонам — ей показалось, что слышала что-то… А потом вновь задумчиво засмотрелась вдаль. Она не видела за деревьями, но точно знала, в какую сторону смотрит — в сторону лесов Иных.

Таких близких и таких далеких лесов.

Таких неспокойных в последнее время.

Глава 20. Ночь

Ночь ласкала его теплым дыханием, и Онхал дышал вместе с ней. Он был ее дыханием. Он был ветром, пока — теплым и неподвижным. Он копил силы — вскоре он станет ураганом. Все они станут ураганом. Единым дыханием Кхаоли.

Он поднялся на крону Вечного древа. Выбросил, простер над лесом руки, и теплый ветер ласковым зверем пронесся под его ладонями .

— Братья! — позвал Онхал, и все замерли. И замер Лес.

Все, как один, подняли взгляды.

Все, как один слушали.

— Пора остановиться, — сказал он, и задрожали, затрепетали ветви, и молчащий Лес будто бы потянулся к нему.

— Вы готовы, — припечатал Онхал, и Лес вновь отшатнулся.

Он все еще не хотел разговаривать со своим новым хозяином. Понадеялся было, что хозяин изменит свое решение — вот и потянулся. А теперь понял, что нет, что Онхал твердо стоит на своем.

“Ничего, — подумал Онхал,

король эльфов, глава Совета и сам теперь Совет, — ничего, — подумал он, перебирая бусины в ладони. — Просто пока не время… Совету было проще — их… нас… было Семеро. Я — один. Мне просто нужно больше времени. Да и Лес теперь не единственное место, которое будет меня слушать. Впереди земли и земли… Это даже услуга — после молчания Леса будет проще привыкать и к их молчанию…”

Может, и молчание Аэ призвано служить той же цели?

Она ни слова не сказала с тех пор. И — прямо как упрямый Лес — даже будто бы дышать перестала. Не было больше дуновений весеннего ветра, вплетенных в лесной воздух — тех самых, что он узнавал всегда и везде. Не было ее. Осталась одна лишь пустая стройная фигура, заточенная под корнями Вечного древа.

— Дышите, братья, — сказал Онхал, обращаясь в первую очередь к ней, отказавшейся дышать, быть частью их воздуха. — Вдыхайте. Напитайтесь воздухом Леса. Мы понесем его всем страждущим, всем, кто задыхается, всем, кто не умеет дышать. Мы станем ураганом. И я буду на его острие.

Они дышали.

Аэ — нет.

***

Она слышала и ждала. Она знала, что так же — слышит и ждет — Лес. Что Лес не согласен отпускать их, своих детей, но слово Онхала — закон. Его слово сейчас — слово Совета. И его дыхание — дыхание Семерых.

Лес не будет противиться ему. Не будет и она. Это бесполезно: он слишком силен, слишком упрям, слишком пламенны его речи, слишком жив взор — будто от детей Д’хала заражен. А пламя и воздух — плохие собратья. Воздух раздует пламя, и пламя уничтожит всё вокруг. Так было с детьми Д’хала. Так случится с Онхалом, если он не остановится. Так случится со всеми, кто пойдет за ним: вспыхнет цепная реакция.

Но они идут, потому что больше идти некуда. И остается здесь одна она — заточенная по его приказу в живой темнице, сплетенной из корней Вечного древа.

Он слишком занят собой, слишком горит, чтобы слышать: Лес не спит. Лес не согласен отпускать своих детей, но ее — Аэ — он отпустит. Потому что она пообещала — приложила белую ладонь к обвившемуся вокруг груди корню и пообещала — вернуть всех остальных.

Не сказала только, что пока еще не знает, как.

Не знает как, но она, Аэйлар, остановится Онхала. Остановит и… спасет его?

Можно ли спасти кого-либо от себя самого?

***

Во дворце было холодно, ветры свободно гуляли между распахнутыми дверьми и окнами. Не дворец — подворотни среди зимы. И люди, будто замороженные. Ходят неспешно, бесшумно, серыми тенями, понимают повелителя с полувзгляда.

Как у них это выходит?

Люди!

А Крит — гном, на него не надо смотреть, ему надо сказать, что делать. И он сделает. И получше многих, взгляды понимающих.

И вроде как, это Тейрин знал. По крайней мере, взглядами с Критом общаться не пытался. Только вышел навстречу и пальцами щелкнул, приказывая следовать за собой. И повел в еще одну и такую же холодную, как все здесь, комнату. Крит шагнул следом, предусмотрительно прикрыл за собой дверь. Но не успел сделать и шага, как дверь распахнулась и с грохотом захлопнулась вновь, будто сама по себе.