Мы, монстры. Книга 3: Зверь
Шрифт:
Считать до десяти помогает всем или только Рэю? Может, ему помогает, потому что он дурак, и ему нужно сосредоточиться, вспоминая цифры? Потому что Йену сейчас — ну никак не легче.
“Четыре… Пять…”
Нет, к черту!
— Давай потом поговорим, а? — попросил Йен и поднял взгляд на нее. — Сейчас мне нужно отдохнуть.
Ее глаза влажно блестели, губы — упрямо сжала. Дышала ровно, легко, разве что — чуть громче, чем нужно. Или просто вокруг
— Ты не отдохнешь, — покачала головой Мышка. — В тебе столько злости, что не отдохнешь. Она будет пожирать тебя изнутри…
— Подавится, — пожал плечами Йен. Прищурился и уточнил. — Или ты хочешь помочь с отдыхом? Потому что есть один способ…
Рванул ее за руку, привлек к себе и поцеловал. Она, как ни странно, не противилась, не вырывалась. Наоборот — ответила на поцелуй с готовностью, обхватила свободной рукой за шею, придвинулась так близко, что он почувствовал тепло ее тела. Она была теплой, мягкой, податливой. Нежной.
Йен оттолкнул ее и сердито спросил:
— С ума сошла?!
— Я?! — Мышка снова возмутилась и ударила его кулаком в грудь. — Ты первый начал!
— А ты так легко согласилась!
— Да чтоб тебя! — ругнулась она и вскочила. Теперь темные глаза метали молнии. — Ты будешь меня в этом обвинять?!
Йен сдержал ухмылку.
“Скажи про обувь! — вспомнил вдруг. — Скажи сейчас про обувь, она и так уже злая, злее не будет…”
— Я ждала тебя! — выкрикнула тем временем Мышка, сердито выкрикнула, но голос опасно зазвенел — словно вот-вот разрыдается. — Я помнила тебя! Все это время я тебя помнила! А теперь, когда ты пришел, я не понимаю, чего ты хочешь! Ты говорил, со мной нужно провести ночь…
Она задохнулась, сама себя оборвала на полуслове, но продолжила испепелять взглядом. И только после нескольких вдохов и выдохов договорила:
— Так вот она. Ночь.
— Мы-ышка… — мягко, насмешливо протянул Йен.
— Меня не так зовут! — процедила она.
— Ты ждала не меня, — продолжил он, не слушая. — Ты ждала другого человека. Сама же только что говорила. Я — не он.
Она так удивилась, что даже перестала злиться.
— Ты изменился, — осторожно согласилась. — Да, я вижу. Но ты…
— Ни черта ты не видишь, — все так же мягко, теперь почти ласково перебил он. — И меня ты не видишь. И хорошо — оно тебе не надо. А теперь — иди спать. Не переживай за своих людей. Я больше не буду их пугать.
— И как ты справишься?
— А никак, — пожал он плечами. — Завтра уйду — и всем станет легче. Обувь под кроватью.
— Обувь… Что? — растерялась она. И только потом
Йен с трудом сдержал ухмылку. Сказал все-таки про обувь!
“Кого ты сейчас обманываешь? — подумал он. — Чему ты сейчас радуешься?”
— Ты можешь остаться… — неуверенно начала Мышка и снова себя перебила, вторя его внутреннему голосу. — Да чего ты улыбаешься?!
— Я не могу остаться, — скрывать ухмылку уже не было смысла, и он выпустил ее наружу.
— Шаайенн…
— Не могу — и ты это знаешь. Иначе не пришла бы проверять, все ли у меня в порядке, не съем ли твоих работников, не покусаю ли зогров… Зогр-то — здоровый, его за раз не съешь, так что…
— Да я не потому пришла! — снова рассердилась она, стремительно подошла, и ему показалось, что сейчас или ударит, или целоваться полезет, но Мышка просто присела напротив. Так же резко, как делала вообще всё. Присела, хлопнула ладонями теперь по его коленям и заглянула в глаза снизу вверх. — Я к тебе пришла. Какая мне разница, насколько ты изменился, а? Я не знала тебя раньше. Но хочу узнать сейчас. И не надо меня запугивать. Я тебя не боюсь, кем бы ты ни был.
— Зато я тебя побаиваюсь, — честно признался Йен. — Ты знаешь, какая страшная бываешь…
Мышка возмущенно фыркнула и опять вскочила. Выдохнула:
— Знаешь что!
— Вот-вот, — кивнул Йен. — Я только что чуть не подпрыгнул от страха.
— Не нравлюсь — так и скажи!
Йен усмехнулся, снова ласково, мягко. Покачал головой. И честно ответил:
— Не нравишься. Как и я тебе, сама сказала. Так что все в порядке, милая, это взаимно.
Мышка круто развернулась и вышла. Теперь дверью хлопнула так, что разбудила, наверное, всех, кто еще не успел проснуться от ее возмущенных криков.
“Надо будет уйти перед рассветом, — подумал Йен. — А то с них станется — придут утром честь дамы отстаивать. И тогда я все-таки сорвусь…”
Чего сердиться? Он же правду сказал. Она ему совершенно не нравилась. Что там может нравиться? Нос картошкой, глазки — мелкие темные бусинки, черты лица — слишком крупные, слишком твердые, почти мальчишеские…
Он медленно улегся на ложе, забросил за голову теперь обе руки и уставился в потолок.
Естественно, она ему не нравилась. И он точно не хотел проводить с ней ночь. Если бы было можно, он просто остался бы, еще чуть-чуть, совсем ненадолго. Чтоб она переживала, что он простудится. Чтобы спрашивала, почему он слишком зол под вечер. Чтобы просила не ссориться ни с кем, не драться. А он бы все равно ссорился и дрался, и ему могли бы подбить глаз, а то и сломать челюсть. Было бы здорово, если б ему можно было подбить глаз или что-нибудь сломать. Если бы он был настоящим, нормальным человеком.