Мы наш, мы новый мир построим
Шрифт:
— Ну, так создавай. Или тебе мое личное разрешение для этого нужно?
— Не разрешение, — Сенька аж показательно покаянно вздохнул. — Нужно, чтобы ты снова рассказал бы про того Отеллу с его Дез… Дезимоной. А я запишу все. А уж потом я ух, такие мороки нарисую, все немчины обзавидуются. А то ишь какая, мою магию бесполезной обзывать!
— И кому это ты пыль в глаза пускать собрался?
— Да есть у нас одна. Думает, если лекарка, так честных парней и обзывать можно.
— Светла, что ли? — Недоуменно поинтересовался я, не представляя, чего бы это моей подруге понадобилось обижать Семена. К тому же и неправда явная в том, что пользы от Семеновой магии нет.
— Да при чем тут твоя Светла. Груня!
— Ага! Выдавить из нее жбан слез сим трагичным повествованием.
— Ага, — Сенька картинно повесил голову, призывая ему посочувствовать.
— Идея хорошая. Только вот, история про ревность в любовных ухаживаниях, мнится мне, преждевременной будет.
— Скажешь тоже, ухаживаниях…. А как тогда быть?
— Есть другая история. Ромео и Джульетта прозывается. А начинается она так:
В двух семьях, равных знатностью и славой, В Вероне пышной разгорелся вновь Вражды минувших дней раздор кровавый, Заставив литься мирных граждан кровь.— Подожди, подожди! — Семен рыбкой нырнул за мой письменный стол, вытянул из стопки дорогущей бумаги лист и извлек из чернильницы перо. — Я готов.
На всю неделю мы были потеряны с Семеном для внешнего мира. Хорошо еще, что и мир этот тоже не стремился привлечь наше к нему внимание посредством каких-нибудь катастроф или чрезвычайных происшествий. Наконец, я облегченно выдохнул:
Нет повести печальнее на свете, Чем повесть о Ромео и Джульетте.Семен не менее облегченно кинул порядком измочаленное перо в чернильницу и уставился, пряча мокрые глаза, на свои изрядно раскрашенные пальцы.
— Сильная штука. Так пробирает, аж слезы сами течь начинают. — И швыркнул носом.
А я, в который уже раз, поразился своей улучшившейся памяти. В прошлой жизни я не раз читал это гениальное произведение и неплохо знал его текст, но не вот так, дословно. Лишь в нескольких местах споткнулся и починил прорехи близкой по строению и смыслу отсебятиной.
— Где спектакль ставить думаешь?
— Спектакль?
— Представление это будет так называться.
— А-а! Наверное, попрошусь к лекаркам. У них есть зала большая. И пустует к тому же.
— Зря. Так Глаша твоя заранее все знать будет. Сюрприза не получится.
— Не Глаша, Груня. Аграфена. А где тогда? — Он начал оценивающе поглядывать по сторонам, пытаясь примерить задумку к моей невеликой в общем-то гостиной.
— Так во дворце Плещеевых. Пока они все равно в отъезде, потренируешься, порепетируешь. А через месяц, как наша эскадра вернется, и покажешь свое творение народу. Только не забудь со всех причастных взять клятву о неразглашении до срока подробностей пьесы.
Семка не стал переспрашивать значение слова «пьеса». То ли знал, то ли из контекста догадался. Умчался к Плещевым договариваться. Искренне надеюсь, слова великого искусства тронут каменное сердце прелестницы. И как друг надеюсь и как правитель, которому нужны новые маги в его владениях.
Глава 17
Из заграничного похода вернулась наша эскадра под командованием Андрея Плещеева. Он же и рассказывал в красках и лицах о достижениях своей экспедиции.
И еще одну важнейшую задачу выполнил наш адмирал. Помните мои планы по пополнению нашей колонии морисками, бывшими арабами и евреями, крещенными в католичество, но не принятыми испанским обществом. Где ж их искать, как не в Кадисе, древнейшем городе Андалусии, в свою очередь, главной составляющей относительно недавно поверженного испанцами Кордовского халифата. Без всяких дипломатических вывертов и экивоков Плещеев объявил в главной ратуше Кадиса на торжественном собрании в его честь о наших потребностях в новых гражданах. Его предложения бесплатной доставки к нам на остров и многие льготы переселенцам из числа морисков вызвали сразу две противоположных волны, как ни странно, обе при этом — направленных на нашу пользу. Одна — напрямую воздействовала на морисков, обещая блага земные. Другая — вызывала раздражение испанцев на чужие льготы. Им-то мы ничего не обещали. Раздражение это неминуемо усиливало давление на и так угнетаемое меньшинство, давая дополнительный сильный импульс потенциальным переселенцам принять наше предложение. Вот так, адмирал уплыл, но обещал вернуться. На будущий год. К тому времени, я думаю, его прибытия в полной готовности, сидя на узлах, будут ожидать тысячи эмигрантов. И что немаловажно, для нас это будет практически совершенно забесплатно в отличие от недавно состоявшейся закупки рабов на рабском рынке Стамбула.
Мда, Стамбул…! На самом деле, мы с Плещеевым изначально очень сильно сомневались в необходимости путешествия именно туда. Более того, если бы не мои обязательства по предоставлению пастве моего острова православного священника, я был бы полностью против такого рискованного и неоправданно далекого тура. Тех же рабов, и возможно даже дешевле, можно было купить куда ближе, на рынках Марокко и Туниса. Даже русских, если задаться такой целью. У работорговцев в обычаях отвозить пленников подальше от родины, чтобы снизить вероятность их побегов. Мавритания — отлаженный торговый маршрут для свежих рабов с Руси, Литвы и Польши. Но, получилось так, как получилось. Да и вариантов не осталось после того, как мавританские пираты атаковали караван наших судов, едва те удалились из видимости Кадиса. Далеко же забрались пираты от своих баз и привычных зон оперирования. По-видимому, их шпионы в испанском порту не дремали и вовремя передали информацию своим вожакам о баснословной выручке чистым золотом, заплаченным за груз наших артефактов.
Итак, время за полдень, ветер почти стих. С одной стороны шесть наших парусно — магических судов с мощными пушками и суммарно чуть более, чем четырьмя сотнями экипажа, с другой стороны — семнадцать галер. Пушек почти нет, а те, что все же имеются — устаревшие, маломощные фальконеты. Зато, галеры едва бортами воду не черпают от перегруза их абордажных площадок тысячами злобных бородачей с ятаганами. Ну и, в представлении пиратов, явным их преимуществом были весла. Обычным парусникам при столь слабом ветре даже разворачиваться бортом к опасности было бы еще той проблемой.