Мы не сеем колючек
Шрифт:
Сейида плеснула в таз кипятку из бидона, затем из кувшина стала подливать холодной воды, делая ее «просто теплой», как говорила хозяйка. Завершив эту ответственную процедуру, она снова долила в бидон воды и поставила его на примус.
Хозяйка начала с головы. Сейида поливала из кувшина, стараясь, чтобы иранская хна смывалась ровно. Как и все, относившееся к драгоценной персоне повелительницы дома, эта операция была довольно утомительна. Поливать нужно было понемногу и непременно по команде:
— Плесни-ка!
Сейида осторожно наклоняла кувшин.
— Пока хватит.
Через несколько секунд опять:
— Плесни… Так… Хватит!
Вымыв голову, хозяйка брала мочалку, собственноручно
— Потри спину.
В свое время Даляль тоже заставляла падчерицу тереть ей спину, да и соседки иногда обращались к девочке с такой просьбой. Но ничего подобного телу госпожи Бараи Сейида не видывала. Кожа пятнистая, какого-то неопределенного цвета — не белая, как у Даляль, и не смуглая, как у тетки Атувы. Первый раз девочка приняла этот природный оттенок за въевшуюся грязь и скребла до тех пор, пока Умм Аббас не прикрикнула:
— Полегче ты, дубина! Всю кожу сдерешь!
Да и вообще, обнаженная хозяйка представляла собой неприятное зрелище: плотные складки нависали одна над другой, и все их нужно было тереть по отдельности, сверху и снизу, словно резиновые шины, надетые на невидимый стержень. Умм Аббас не казалась толстой из-за своего мощного костяка, но стоило ей присесть или наклониться, как откуда-то набегали эти безобразные складки.
Итак, начался ритуал натирания спины. Мочалка скользит в проворных руках Сейиды, повинуясь командам хозяйки:
— Чуть выше… В сторону… Вот так… Три сильнее… Теперь хватит…
Постепенно грязно-серая спина становится багровой, и лицо Сейиды краснеет от усердия, сплошь покрываясь каплями пота. Довольная хозяйка блаженно улыбается:
— Хватит, дочка.
Сейида повесила мочалку на водопроводную трубу, выпрямилась, расправила онемевшую спину. Умм Аббас взяла кувшин и вылила на себя остатки теплой воды.
— Хочешь, сама помойся, заодно и белье постираешь.
Сейида заколебалась. Раньше она спокойно раздевалась в присутствии хозяйки, но теперь что-то мешало ей остаться обнаженной перед испытующим, бесцеремонным взглядом.
— Чего стоишь? — недовольно спросила Умм Аббас. — Раздевайся, а то развезешь до ночи! И постирать еще надо…
Делать нечего, Сейида не спеша разделась. Увидев ее голой, хозяйка всплеснула руками:
— Да ты совсем стала взрослой, девка! Вот несчастье!
Разумеется, она и раньше замечала, что грудь и бедра Сейиды с каждым днем округляются и растут, но она представить себе не могла, до чего изменилось худущее тело девочки. Теперь, кроме Умм Аббас, в доме Бараи появилась еще одна женщина. А ведь сын — здоровенный, полный сил парень. Жизнь теперь настолько осложняется, что и представить страшно. От Аббаса всего можно ожидать. В один прекрасный день окажется, что Сейида беременна, и придется брать нищенку в невестки. Скандал! А ведь она всю жизнь ухлопала, чтобы вывести сына в люди, женить на дочери важного человека, способного устроить карьеру молодого чиновника — дорогого зятя! И отказаться от этих надежд из-за какой-то безродной замарашки?! Хозяйка с ненавистью глядела на Сейиду. Огромная грудь Умм Аббас тяжело вздымалась — гнев просто душил ее.
— Чего застыла как истукан? Садись и мой голову!
Девушка подчинилась, а Умм Аббас продолжала изучать ее, не находя ни одного утешительного для себя изъяна. Как избежать возможных неприятностей? Как оградить сына от этой безмятежной и в то же время опасной женщины? Что бы ей на всю жизнь оставаться нескладной девчонкой с длинными руками и голенастыми ногами. Внезапная мысль, мелькнувшая с ослепительностью молнии, заставила ее содрогнуться, а что, если не только сынок приударит за этой красоткой? Правда, Бараи серьезный, степенный мужчина, вечно занятый своей типографией, но кто знает,
Хозяйка свирепо схватила мочалку, откинула со спины Сейиды рассыпавшиеся волосы и принялась с озлоблением тереть нежную кожу, словно хотела содрать ее напрочь. Затем оделась и ушла, оставив Сейиду стирать.
Что и говорить, мужская половина квартала совсем иначе отнеслась к волшебному преображению маленькой сироты, Сейида зря опасалась, что Аббас остынет к ней после случившегося. Хозяйский сын просто не давал ей проходу. Казалось, он только и делает, что ищет укромный уголок, днем — где-нибудь в доме, а ночью — в типографии. Время от времени Аббас давал деньги, и это кое-как примиряло Сейиду с его назойливостью. Похоже, что и другие знакомые мужчины были не прочь что-нибудь ей подарить.
Эта неожиданная, непонятная власть над мужчинами опьяняла Сейиду. Вместо враждебности, преследовавшей ее на каждом шагу, она встречала теперь только приветливые и ласковые улыбки некогда хмурых лавочников и не задавалась вопросом, какие мысли скрываются за этими улыбками. Теперь Сейида не бегала, а ходила степенно и плавно, грациозно покачивая бедрами. Каждое движение свободного сильного тела приносило и самой Сейиде неизъяснимое наслаждение — удивительно ли, что на нее заглядывались.
Вспомни, глупенькая, точно так же плыла по улицам и Даляль. Да, мужчины тогда осуждали ее. Но это лишь для видимости, а сами только и ждали случая, чтобы договориться о встрече. Наверняка и за спиной Сейиды что-нибудь говорят. Пусть, ее это мало трогает. Что там ни толкуй, а она несомненно нравится им. Многие даже забывают о своих делах, когда видят ее.
Ну что ж, Сейида, кажется, тебя и впрямь не пугает будущее, точь-в-точь как твою мачеху? Знаешь, сколько других, подобных тебе, пыталось выйти из этих бедных кварталов ее неверной дорожкой? Пустись по ней и всегда будешь заходить в тупики.
Все повторится с неизменностью граммофонной пластинки: подмигивания, заигрывания, восхищенные возгласы, причмокивания губами, но конец этому будет всегда один — охлаждение, разочарование, пустота. Да, мало надежды кричать вдогонку: ты уже двинулась по пути, проторенному поколениями твоих несчастных предшественниц. Ты хочешь нравиться. И мужчины чувствуют это. Хоть тебя и не назовешь прекрасной, но ты становишься для них все более привлекательной и желанной. Грудь высокая, бедра крутые. Рот немного великоват, но носик — точеный. Когда же ты смеешься, Сейида, твое лицо становится удивительно красивым.
Было уже за полдень, жара спадала, тени домов и деревьев стали длиннее и могли укрыть от безжалостных солнечных лучей. Подул легкий ветерок. Сейида сняла тесный шерстяной жилет, который Умм Аббас напяливала на нее, чтобы скрыть высокую грудь («Надевай, не то простудишься, и сидеть с тобой будет некому!»), взяла небольшую миску, зажала в другой руке хозяйские деньги и пошла к бакалейщику Абдель Муаты купить масла. По дороге она потолкалась возле тележек с огурцами и смоквами, приценилась и двинулась дальше. В лавке девушка подошла к мраморному прилавку и, ни слова не говоря, пристально посмотрела на хозяина, который отвешивал чечевицу. Бакалейщик вздрогнул, словно она его окликнула, и тут же повернулся к ней.