Мы не сеем колючек
Шрифт:
— Хватит, Саббур! Пора кончать эту историю.
— Вот сдам ее в полицию, на том и кончим. Или пусть выкладывает два пиастра.
— Только и всего? — удивился юноша.
— Для меня и это деньги.
— Так бери — и дело с концом! — И спаситель Сейиды протянул монету Саббуру.
— А ты здесь при чем? — воззрился на него лавочник.
— Тебе не все ли равно, кто заплатит?
Саббур неохотно взял деньги. Не спеша направился в лавку и, появившись вновь на пороге, бросил пустую корзину в лицо девушки.
— Теперь я тебя запомню,
Сейида медленно побрела по улице. Ей еще не верилось в свое чудесное спасение. Толпа растаяла так же мгновенно, как и собралась. Ничего не напоминало, что только минуту назад здесь бушевали страсти. И в лавке Саббура все было по-прежнему — мотался за прилавком хозяин, галдели покупатели. Время шло своим чередом: для них — медленно, а для него — быстро.
Незнакомец молча шагал рядом с девушкой. Почему он за нее заступился? Сейида не могла себе этого объяснить. Да еще отдал лавочнику два пиастра… Надо что-то придумать, чтобы побыстрее вернуть ему долг. Перед таким человеком не хочется казаться неблагодарной. Сейида поборола смущение и решилась заговорить:
— Те два пиастра… Нужно тебе прямо сейчас?
— А ты можешь отдать?
— Честно говоря, нет…
— Что ж тогда спрашивать?
— Возьми, если хочешь, банку сардин и мятные лепешки.
— Значит, ты их припрятала?
— Да, в прачечной у Халиля.
— Скажи, что тебя толкнуло на такую выходку?
Сейида почувствовала, что вот-вот расплачется.
— Сама не знаю, — проговорила она сквозь слезы.
— Тебе нужны деньги?
— Могу прожить и без них…
— А где ты работаешь?
— Нигде.
— Я хотел сказать, у кого ты служишь?
— И не служу.
— А мне показалось, что ты служанка.
— Отчасти так и есть…
— Значит, живешь у родных.
— Какие они мне родные! Десятая вода на киселе.
— А кто они?
— Хозяина зовут хаджи Бараи. Отец работал у него, пока не умер.
— А где твоя мать?
— Я ее никогда и не видела.
Юноша с искренним сочувствием посмотрел на Сейиду и решил не продолжать печальную тему.
— Главное — больше не заниматься такими делами, а то не миновать беды. Сегодня ты избежала наказания, а в другой раз не удастся.
Вряд ли ей прожить без наказаний. Она окружена ненавистью, и нет человека на свете, который бы испытывал к ней добрые чувства. Незнакомец уйдет, а Сейида вернется в мир ненависти, лицемерия и эгоизма. Ни от кого ласкового слова не услышишь. Пожалуй, только Аббас не питает к ней зла, но она для него значит не больше любой другой вещи, о которой не вспоминают, пока не понадобится…
Собираясь прощаться, юноша приостановился и заглянул ей в глаза:
— Я больше ничем не могу тебе помочь?
— Возьмите меня к себе, — неожиданно попросила Сейида. — Служанкой.
— А что скажут твои родственники?
— Они мне не родственники.
— Я имею в виду тех, у кого ты
— Не думаю, чтобы они очень расстроились.
— Ты и вправду хочешь пойти в служанки?
— А сейчас я кто? Делаю, что прикажут, только бесплатно!
Юноша не знал, что и ответить. Если привести с улицы неизвестно кого, да еще рассказать о происшествии в лавке, мать вряд ли обрадуется. И ее не осудишь… Но в то же время он знал, что им нужна служанка. Прежняя вышла замуж и уехала к себе в деревню. Мать просила знакомых подыскать ей кого-нибудь. Правда, к нему она не обращалась, да он в этом и не разбирается.
— Я зла вам не причиню. А работой останетесь довольны: и постираю, и ковры выбью, и полы вымою, — едва удерживаясь от слез, уговаривала Сейида.
— Но я сейчас иду не домой, — нерешительно произнес юноша.
Значит, не судьба тебе, Сейида, избавиться от жестокой хозяйки. Ты обречена на каторжный труд и несправедливые обиды, пока жива Умм Аббас. Аллах ниспослал тебе крупицу участия, но пламя признательности и благодарности, разгоревшееся в твоей душе, как видно, не тронуло его. Всевышний не хочет помочь тебе попасть к людям, похожим на твоего защитника, — искренним, добрым, заботливым. Юноша сейчас уйдет. Сейиде стало страшно.
— Может, все-таки возьмешь сардины и мятные лепешки? — спросила она, лишь бы что-то сказать.
— Оставь себе, только, пожалуйста, больше ничего подобного не вытворяй.
— Хорошо… — еле слышно прошептала она и, тяжко вздохнув, направилась к своему тупику.
— Послушай!.. — неожиданно остановил ее юноша. — Как тебя зовут?
— Сейида.
— Послушай, Сейида, я отведу тебя к маме, а уж она скажет, нужна ей служанка или нет.
В темноте, окружавшей Сейиду, блеснула полоска надежды, словно глухой порой приоткрылась дверь, роняя на мостовую отсветы домашнего очага.
— Я буду стараться изо всех сил! — поспешила уверить она.
— Разумеется, о том, как мы встретились, лучше не говорить.
— Аллах вознаградит тебя за все!
— Я скажу, что увидел тебя на улице. Ты плакала, потому что хозяева жестоко с тобой обращаются. Поняла?
— Поняла!
— Тогда пошли!
И юноша двинулся по улице эс-Садд. Они миновали железные ворота, из которых обычно выезжали повозки, груженные хлебом или мукой. Но сейчас все казалось Сейиде совсем не таким, как раньше, — под грохот колес, стучавших по мостовой, она вступала в новую жизнь.
Умм Аббас, наверное, уже охрипла от ругани, обещая расправу, какой Сейида не видывала. Ну и взбеленится же она, когда поймет, что Сейида ушла навсегда! А может быть, наоборот, вздохнет облегченно. Ведь, несмотря на все выгоды, которые приносила ей даровая служанка, хозяйка люто ненавидела Сейиду. Превращение худенькой замарашки в привлекательную девушку вселяло в нее большое беспокойство. А не будет Сейиды, и нечего бояться, что Аббас женится на этой нищенке или, чего доброго, сам Бараи прельстится ее молодостью.