Мы никогда не умрем
Шрифт:
Он вернул белье, сложил в несколько раз самую мягкую рубашку, которую нашел, взял Ришу за ледяную руку и стал растирать рубашкой.
Мари, паршивая тварь Мари.
Но ведь она при нем звонила Ришиному отцу. Он мог поклясться, что она решила помочь. Так почему, почему же, проклятье, не помогла?!
Закончив, он расправил рубашку, надел ее на все еще не приходящую в сознание Ришу. Достал из комода шерстяные носки, подобрал с пола ее рубашку.
— Вик?
«Я
Первая волна паники и правда отступила. Произошедшее все же было страшным и абсурдным, но все ужасы, которые он успел придумать, отступили.
— Отлично. Я закончил ее одевать, сейчас я заварю чай, возьму аспирин, потому что у нас все равно ничего не осталось, и мы решим, что делать дальше, идет?
«Да…»
Мартин не проявлял никаких признаков беспокойства, но Вик видел, что ему пришлось держать себя за запястье, чтобы положить в чайник заварку.
Поднос он поднимал уже совершенно уверенно.
Риша скоро пришла в себя. Она смотрела непонимающим взглядом на комнату, где оказалась и на Вика, сидящего на краю кровати. Мартин сразу уступил ему место, как только увидел, что она очнулась. Сейчас он стоял на коленях в проеме, внимательно глядя вниз, совсем как Вик недавно смотрел со сцены.
Риша растерянно смотрела ему в глаза. Несколько раз она пыталась что-то сказать, но каждый раз закрывала рот, и в ее глазах все больше и больше росло отчаяние.
— Риша… — наконец тихо прошептал он, протягивая руку, чтобы погладить ее по голове.
Она отшатнулась, словно он собирался ее ударить. Сжала его запястье ослабевшими пальцами, словно пытаясь удержать. Вик видел, как начали дрожать ее губы.
— Вик… Мартин… мальчики… — наконец выдавила она, и прижавшись лицом к его ладони, зарыдала.
Действие 11
Нитки путаются, узлы затягиваются
Невозможного хочу я: попрошу же я свою гордость идти всегда вместе с моим умом.
И если когда-нибудь мой ум покинет меня
— ах, как он любит улетать! —
пусть тогда гордость улетит вместе с моим безумием! Ницше
Мартин проснулся первым.
Риша спала, прижавшись к нему под одеялом и часто вздрагивала во сне. Он прислушался — она дышала хрипло, присвистывая на выдохе. Все-таки простудилась. Чуда не произошло. Впрочем, Мартин давно уже не верил ни в какие чудеса.
Он лежал без сна, не решаясь выпустить Ришу из
Рассвет он встретил, глядя в медленно сереющую стену. Риша спала все беспокойнее, под утро начала метаться во сне и что-то бормотать. Сомнений не оставалось, ее лихорадило, и, кажется, она бредила. О том, что у нее неприлично высокая температура, Мартин мог сказать совершенно точно, не прикасаясь к градуснику.
— Че-е-ерт… — тоскливо протянул он, все-таки вставая с постели.
Он не мог оставить ее у себя. В любой момент в его комнату мог вломиться отец, такое бывало не раз. Впрочем, если он сам скажется больным — скорее всего этого не произойдет, отец опасался заразы. Но была и другая причина — Ришин отец, неизвестно почему, не пошел искать дочь, в одной рубашке и зимних ботинках ночью выбежавшую из дома. Но утром он наверняка сделает это.
Мартин лихорадочно искал выход. Разумнее всего было бы вернуть ее отцу. Он все равно будет искать дочь. Он все равно ее найдет. Но ведь от него — а от кого еще? — Риша и бросилась в одной рубашке на мороз. Значит, между ними произошло что-то по-настоящему ужасное?
И все же что-то в этой истории не сходилось. Мартин отчетливо это ощущал, но никак не мог найти концы запутавшихся ниточек.
В такие моменты он особенно жалел о тех годах, что ему было не дано прожить. Даже взрослого сознания с чужой памятью было мало, чтобы разобраться в сплетениях и узлах — нужен был собственный опыт. Мартин, запертый в сознании потерянного подростка чувствовал себя стоящим на скользкой палубе корабля, попавшего в штор — не устоять, не разглядеть ничего в качающемся черном мире.
И совета спросить не у кого. У Мартина было целых два часа, в которые он еще верил, что поступает правильно и может разобраться, что происходит. А еще — он это с горечью признавал — он целых два часа верил, что ему может помочь Мари. Злая, прожившая все свои годы и, как казалось Мартину, заинтересованная в Рише Мари.
А теперь Мартин совсем перестал понимать, что ему делать — Риша не приходила в себя, оставить ее в таком состоянии было нельзя, а еще в любой момент она кашлем или бормотанием могла привлечь внимание его отца.
Впрочем, скоро вопрос решился сам собой.
Еще до рассвета Мартин услышал стук и заливистый лай собак. Молясь про себя, чтобы ничего не произошло во время его отлучки, он укрыл Ришу одеялом, запер дверь снаружи и вышел из дома, готовясь к встрече с ее отцом.
Но на пороге стоял Ришин младший брат, Нис. Он почти не изменился за эти годы, только взгляд исподлобья стал угрюмее и настороженней.
— Она у тебя? — без предисловий спросил он.
— Да, — не стал отрицать очевидного Мартин.