Мы никогда не умрем
Шрифт:
Мартин почувствовал, как проем выскальзывает у него из-за спины.
— Я тебе это запомню, — проворчал он.
За все годы до этого Вик ни разу не выставлял его в реальность без разрешения. Сейчас он просто малодушно спрятался за его спину.
— А я знаю, как тебя зову-у-ут, — протянула Риша.
— Я очень рад, — тактично ответил Мартин.
— А я тоже знаю, — хихикнула Рита, придвигаясь поближе.
«Это я тебе тоже запомню!»
Вик предательски молчал, но Мартин чувствовал смутный фон чужой вины и смущения, перебивавшийся
— Спорим, что нет? — в голосе Риши звучали непривычные нотки, которые заставляли Мартина серьезно насторожиться.
— А давайте не будем спорить, девочки, и поговорим о чем-нибудь другом?
— Точно! О вашем перформансе!
— Это была свободная интерпретация сцены…
— Рит, он покраснел! Ты знала, что он умеет краснеть?
— Нет, я думала он весь такой как из глыбы льда. Иногда только разговаривает, как будто мы его любимые детишки… И что он так целоваться умеет я тоже не знала.
— Он мно-о-ого чего умеет…
— Риша, тебе завтра за это будет стыдно, — предупредил ее Мартин, аккуратно придержав за руку.
— А с тобой поцеловаться — это плохо? — игриво спросила она.
— Да, — серьезно ответил Мартин.
Его смущало то, как смотрит на него Рита — пристально, прищурившись, словно что-то цепко фиксируя в памяти. Риша, не перестававшая глупо хихикать, внезапно схватила его за руку и подалась вперед, коснувшись теплыми губами его щеки.
— Я ужасная. Сделала плохо.
— Просто кошмарная, — улыбнулся Мартин.
Рита придвинулась ближе к нему и положила руку ему на колено.
— Слушай, Вик, а я вижу, что ты не пьешь.
— Зато ты пьешь за двоих, солнце мое.
— Так нечестно, — Рита посмотрела на него с такой обидой, будто он нанес ей личное оскорбление.
— Зато я смогу проводить вас обеих домой, не уронив в ближайшую канаву.
— Кстати о канаве! Читал газеты? — легко переключилась Рита.
Мартин только успел вздохнуть с облегчением, как она продолжила:
— В общем, тут маньяк. Прямо, представляешь, как под нашу пьесу. Хорошо, что мы ее поставили после того, как он появился, а не то на нас бы все повесили…
— Почему «под нашу пьесу»? Он бегает по городу в красном платке и говорит, что он — Бог?
— Почти, — серьезно ответила Рита. — Представляешь, уже семь девушек. Всех нашли тут, в реке. На всех — белые венки…
— И их… не смывает?.. — серьезно спросила Риша.
— Нет, он их крепит какими-то заколками. У всех горло перерезано, от уха и до уха.
Для большей убедительности Рита провела пальцем по своему горлу. Мартин не смог сдержать давно похороненного детского воспоминания: отец чертит дорожку на горле связанной свиньи. И воспоминания о том, как он, Мартин, этим ножом резал этой свинье горло, стараясь придать твердость движению детской руки.
— Говорят, режет потому, что за ними потом течением тянется красный след, типа он от этого какой-то там кайф ловит.
— Эстетическое
— Да, вот типа того. В общем, красиво, наверное — девушка, в белом венке, серая вода, красный след, и она такая на волнах покачивается…
— А еще я читала, что он подрезает им уголки губ. Это сейчас называют «улыбка Офелии».
— Девочки, а вы уверены, что это удачная тема? — поморщился Мартин.
Он не видел смысла в этом обсуждении.
Они не герои подросткового детектива. Они не возьмутся за расследование, не найдут и не накажут убийцу — так бывает только в книгах, причем в тех, которые Мартин не любил, считая их глупыми.
У него была куда более приземленная задача. Ему нужно было вернуть домой в целости и сохранности двух девочек, за которых он уже взял на себя ответственность.
— А все его жертвы — блондинки! — подытожила Рита, тряхнув черными кудрями.
— А я считаюсь? — меланхолично спросила Риша.
— Не знаю. Может в темноте сгодишься, — в тон ей ответила Рита.
Мартин мрачно покосился на кувшин, но пить не стал.
Вечер переставал быть томным.
— А спорим, что маньяк — тот черный мужик с премьеры?! — воодушевленно произнесла Рита, хлопнув ладонью по столу.
— Ради всего святого, Рита, в этом городе полно неприятных мужчин! — Мартин не испытывал ни тени прошлой симпатии к этому человеку, впрочем, это вовсе не было поводом обвинять его в таком страшном преступлении.
— Да нет, ну ты только подумай! Помнишь, как он говорил, что нужно соответствовать образу Офелии? Прямо с чувством говорил!..
— Рит, он очень много чего с чувством говорил.
— Например, про коровник, — тоскливо поддакнула Риша.
— И про коровник он говорил, да! Сразу видно — у-у-у, злодей! Представляете, идем мы сейчас по улице… Две пьяные девушки… И с нами всего один… кавалер…
— Из нас троих только у меня светлые волосы, — мрачно пошутил Мартин.
— Да, но ты не похож на Офелию, Вик, ты похож на самовлюбленного козла. Поэтому грозит тебе только какая-нибудь подслеповатая бабка, которая тебя в темноте со своей животиной перепутает. Или идейный зоофил. Так вот. Идем мы значит, такие, по темному переулку… И навстречу нам…
— Гробик на колесиках. Рита, хватит.
— Этот черный мужик. В плаще в таком, с высоким воротником. И с красным подкладом…
— Мужик или плащ? — уточнила Риша.
— Плащ. Где у мужика подклад тебе, видимо, рано знать. Так вот. Выскакивает он из-за угла, с таким вот здо-о-оровенным тесаком. Смотрит вот на тебя, — указала она на Ришу, — и говорит: «Улыбнись, Офелия!..»
— А что потом?.. — с интересом спросила Риша, скосив глаза к кончику указывающего на нее пальца.
— А потом Вик смотрит на него своим вот этим фирменным разочарованным взглядом, мужик тушуется и уходит. Он же любой кайф способен обломать, как ты с ним вообще столько времени проводишь?