Мы никогда не умрем
Шрифт:
Вику учитель не понравился. Он разговаривал с классом будто перед ним были умственно неполноценные дети. Интонации его были ласковыми, голос — преисполненным терпения, и каждую реплику он повторял по три раза.
Мартин из солидарности сидел в проеме и наблюдал за ходом урока. У него учитель вызвал только сочувствие — он прекрасно понял, почему у него такой печальный взгляд и терпеливый голос.
Обедать Вик не пошел — едва услышав звонок, дети вскочили со своих мест и устремились к выходу. Раздался грохот переворачиваемой парты.
Вик поморщился.
Уходя, он заметил, как тот самый мальчик, тяжело вздохнув, возвращает парту на место.
Коридор был пуст. Судя по всему, все дети находились в столовой. Вик подошел к окну и попытался его открыть — во всей школе стояла ужасная духота. Оконная ручка была отломана у основания. Так же, как и все остальные ручки на всех остальных окнах.
Он хотел найти Ришу, справедливо полагая, что она тоже не пошла обедать вместе с остальными. Но ее нигде не было. Зато он нашел Ниса, сидящего на полу и меланхолично жующего бутерброд.
— Привет! Где Риша, не знаешь? — дружелюбно улыбнулся он мальчику.
— Женя сказал мне с тобой не разговаривать, — отозвался он, не отрываясь от еды.
— А ты не разговаривай, скажи мне, где твоя сестра и молчи, — предложил ему Вик.
Нис не ответил.
Вик пожал плечами и отошел к окну. Он нашел заклеенную скотчем пробоину. Оттуда хоть немного дуло. Мысль выйти на улицу посещала его все чаще, но отчетливо понимал, что не сможет заставить себя вернуться.
«Знаешь, во всем этом есть по крайней мере один плюс», — раздался голос Мартина.
«И какой?»
Вик не видел ни одного.
«Ну… два года этой каторги тебе скостили», — ободряюще ответил он.
Следующие два урока были отведены под чтение. Так в расписании и было написано, и Вик долго пытался представить, как выглядит чтение на уроке — уж точно никто не показывает бабочек и корабли. И вряд ли ему позволят просто посидеть в тишине и почитать — он был на что угодно, даже на ужасные инструкции к лекарствам, которые всегда целиком прочитывал Мартин.
Но ни бабочек, ни инструкций к лекарствам на уроке, конечно, не было.
Дети по цепочке читали рассказ из учебника с желтоватыми страницами и огромными буквами. Почти все читали по слогам.
Рассказ был тяжелый, мутный, про мальчика, который учился читать ради того, чтобы его кормили. Вик прочитал его за первый урок и мучился от скуки. Мартин предложил поменяться, но Вик справедливо рассудил, что наблюдать из пустой комнаты за происходящим едва ли будет веселее.
Вспомнив совет директора, Вик читал, иногда запинаясь на длинных словах. С ним никто не разговаривал, и внимания на него никто не обращал, что его, в сущности, целиком устраивало. Едва прозвенел звонок, он бросился из школы, забыв застегнуть рюкзак.
Он никогда не замечал, какой чистый воздух на улице. Как сильно пахнет цветами, травой, водой, как прекрасно это истошно-синее небо, и как теплый ветер гладит лицо.
«Мартин, ты помнишь, как мы про Дантеса читали? Я только что понял, что он чувствовал, когда вышел
Мартин только сочувственно вздохнул. Битва с системой образования была проиграна заранее.
«Ладно, все хорошо, что уже закончилось. Пойдем, я кажется, вижу Ришу», — сказал он, указывая на забор.
Она и правда стояла в тени огромного тополя, затравленно озираясь по сторонам.
— Привет. Ты кого-то ждешь? — спросил Вик, подходя к ней.
— Тебя, — улыбнулась она, отрывая взгляд от шумной толпы детей, выходящих из школы. — Ты где был? Я тебя не видела с первоклассниками…
— Меня минуло, к счастью. Как-Там-Его Федорович, мне дал направление в третий класс.
— Ух ты! — улыбнулась она. — Это здорово! Театральная студия как раз с третьего класса!
«Мартин, да за что мне это?!» — простонал про себя Вик.
«Не переживай, у нас будет самое авангардное прочтение „Колобка“ во всей стране», — без особого, впрочем, энтузиазма, отозвался Мартин.
— Я этому безумно рад, — вежливо соврал Вик, уводя Ришу от школы подальше, пока она не решила предложить записаться прямо сейчас.
Чем дальше позади он оставлял школу, тем лучше становилось его настроение. Риша шла рядом, погруженная в собственные мысли.
— Слушай, у меня одноклассник один такой странный — высокий, спокойный, с таким… простым лицом. Ходит по классу и вздыхает тяжело. Не знаешь, кто это?
— А, это… не обращай внимания, это Матвей. Он хороший вообще-то, просто… не очень умный. Долго соображает. Ты не подумай, я не со зла так говорю, — торопливо исправилась она. — Он в каждом классе по два года. Его бы переводили, без проблем, но он на всех контрольных, на всех экзаменах пустые листы сдает. И мама его все ходит, проверяет, чтобы результаты не подделывали. Она все надеется, что он чему-нибудь научится…
— А почему ему никто не помогает?
— Да не хочет никто, — просто ответила Риша. — Я как-то пыталась — а он только смотрит грустно и головой мотает. И не понимает вот совсем ничего. А я… ты знаешь, я плохо умею объяснять. Но он очень старается.
…
На следующий день в классе находилось вдвое меньше учеников, чем в первый. Математик с грустными глазами в начале урока устроил перекличку и что-то отметил в журнале. Вик, выходя к доске, чтобы решить уравнение, про которые вчера ему рассказывали, заглянул в журнал. Там не было посторонних отметок. Все дети присутствовали на занятиях.
Математика ему понравилась. Раньше они с Мартином решали простые задачки, выучили таблицу умножения и даже прорешали часть заданий из учебника Риши. Но сейчас его и Мартина обрывочным знаниям наконец-то давался порядок.
После урока он пересел к Матвею. Он не поднял глаза от листа, на котором было написано единственное уравнение, самое простое, из трех компонентов.
Вик вырвал из тетради лист и разорвал его пополам. На одном нарисовал злую, острую семерку, на другом — единицу и четверку. Что-то написал на ладони, и нарисовал на тыльной стороне небольшой крест.