Мы оседлаем бурю
Шрифт:
Я завороженно повернулся в сторону Оруна и увидел, что он стоит в нескольких шагах от меня со скрещенными на груди руками.
– Вот ведь кривоногие клячи, – произнес он. – Их опередят даже наши мулы.
Джута разинул рот от удивления.
– А у той лошади, на которой скачет женщина, глаза-бусинки и скошенный круп.
– Женщина? Платье дорогое, но это мужчина, – сказала Кишава. – Широкие плечи. И нет груди. Видно же.
Под взглядом Кишавы Джута покраснел.
– Мужчина в платье? В городах-государствах такого
Кишава пожала плечами.
– Да пусть уж носят сами, а то ведь они женщин заставляют.
Клинки начали хихикать, но как только гости приблизились на такое расстояние, чтобы нас слышать, я мигом велел всем заткнуться. Никто из деревенских жителей не понимал нашего языка, но я все равно шагнул вперед, на переговоры.
– Я капитан Рах э’Торин, предводитель Вторых Клинков рода Торин, – сказал я, переводя взгляд со всадника в доспехах на того, что в платье, поскольку не был уверен, к кому обращаться. – Нас изгнали с родной земли на полный цикл, мы пришли к вам с миром.
Ни один всадник не заговорил, вместо них выступил вперед загорелый юноша, явно выросший из своей одежды – видны были тощие запястья и лодыжки.
– Я знаю, – сказал он.
– Ты левантиец, – откликнулся я, не сводя с него глаз. – Из какого гурта?
Он поприветствовал меня, сомкнув кулаки.
– Я тоже из Торинов, капитан, но ты можешь меня помнить только как седельного мальчишку из Первых Клинков.
– Так значит, Гидеон…
Всадник в доспехах что-то рявкнул по-чилтейски, и парнишка-левантиец шагнул назад, потупившись.
– Что за…
– Больше я ничего не могу сказать, – не глядя на меня, произнес он. – Извини. Просто сделайте то, о чем они просят.
Человек в доспехах подвел лошадь на несколько шагов ближе и остановился, уставившись на нас в сгущающейся темноте. В центре лагеря горел костер, а высоко в небе висела луна, но все равно света не хватало, чтобы разглядеть выражение лица.
Он снова заговорил на чилтейском, теперь явно обращаясь ко мне.
– Не нравится мне это, – прошипела Кишава уголком губ, пока он говорил.
Она изменила позу, слегка сместив вес, чтобы руки могли быстрее вытащить мечи.
Я был с ней согласен и пожалел, что у нас так мало стрел и копий.
Когда мужчина остановился, левантиец снова заговорил:
– Я коммандер Эно Брутус, Первый северный. С какими бы намерениями вы ни пришли на нашу землю, вы незваные гости и по нашим законам должны быть уничтожены… – При этих словах взметнулось несколько клинков, но чилтеец и бровью не повел. Вздрогнул лишь мальчишка, продолжая говорить: – Но в военное время законы можно обойти. Если вы будете драться за нас, а не против нас, то вас и ваших людей пощадят, вы можете даже снискать славу.
Юноша повторил интонации своего командира, но когда речь подошла к концу, добавил и кое-что от себя:
– Пожалуйста, сделайте, что он просит.
– Мы не можем, – ответил я, услышав,
В слабом свете костра я увидел, как их лучники приложили стрелы к тетивам, но по приказу коммандера выстрелил только один. Мы рано учимся охотиться, выпускать стрелы в оленя и ставить ловушки для кроликов, не обращать внимания на вопли умирающих животных и хлюпанье разрываемой копьем плоти, но при звуке стрелы, вонзившейся в лошадиную шею, наши сердца разрываются от ужаса.
Мерин покачнулся. Кто-то вскрикнул, хотя я и не понял кто, а Орун схватил удила, пытаясь успокоить лошадь. Другая стрела вошла в круп, и мерин в панике чуть не сбил Оруна с ног.
Чилтеец снова заговорил, и юный левантиец почти тотчас же перевел:
– В отличие от вас, у меня большой запас стрел. Предлагаю вам изменить решение.
– Мы не сражаемся в чужих битвах, – выплюнул я. – Мы пришли с миром. Мы…
Стрела вошла в глаз серого мерина Кишавы. Он покачнулся как пьяный и рухнул, так что земля под нашими ногами затряслась.
– Следующей будет твоя лошадь, варвар, – перевел юноша слова командира чилтейцев. – А потом черед твоих людей. Женщинам мы на время сохраним жизнь.
Кишава даже не пошевелилась, когда пала ее лошадь, но я узнал этот взгляд и понял, что она оценивает расстояние между собой и врагами, а ее ярость только распалилась, когда она поняла, что не успеет. Нас было больше, но стрелы уничтожат половину гурта, прежде чем мы доберемся до врагов. И какой смысл? Если мы даже перебьем их, придут другие.
И все же согласиться – значит поступиться честью. Это против наших правил. Наши души станут тяжелее на весах Моны, и, когда в конце концов придет смерть, они не спасутся. Мона обречет нас на вечную тьму без права на новое рождение.
Я положил дрожащую руку на шею Дзиньзо.
– Нет, мы…
Кишава шагнула вперед.
– Я буду за вас сражаться.
– Я тоже, – раздался еще один голос.
– И я.
За ними последовали и другие, голоса слились в хор и замерли, только когда все откликнулись на призыв.
– Так что же, капитан варваров? – перевел юный левантиец.
Кишава, стоящая всего в нескольких шагах от еще теплого трупа своей лошади, хмуро уставилась на меня. Она выкрутила мне руки.
– Мы будем за вас сражаться, – сказал я, и каждое слово застревало в горле, как шипы.
Коммандер Брутус улыбнулся.
– Хорошо, – перевел юный левантиец. – Вы не так умны, как другие варвары, с которыми мы встречались, но и так сгодится. Бросьте оружие. Нам не нужны… происшествия.
– Мы бы предпочли сохранить оружие, – возразил я. – Мы же вам присягнули, тронув вас, мы поступили бы не по чести.