Мы победим! Тайные тюрьмы Сальвадора

Хандаль Шафик Хорхе

— Но ведь богачи поддерживают Молину, по крайней мере большая их часть, — уточнил Марсело.

— A-а, конечно, Итальянец! А вы что думаете? Есть много денежных мешков, которые поддерживают президента, — конфиденциальным тоном заявил Усатик. — Вы знаете, кто владельцы имения Нанкучинаме?

— Нет, не знаю.

— A-а, не знаете. А вот они-то поддерживают президента и имеют большой капитал, один из самых крупных в стране, — сказал инспектор высокомерно и, как бы набираясь храбрости перед лицом трудного положения, в котором оказались полицейские.

— И

знаете, кто это? — продолжил он. — Не кто иной, как семья Регаладо! Так что можете убедиться, у кого президент имеет поддержку.

— Я всегда был убежден, что крупный капитал поддерживает Молину, — заметил Марсело. — Полагаю, семья де Сола тоже.

— Ну, как вам сказать… Конечно, полковник знает, на кого опереться. Дело в том, что есть толстосумы, которые никак его не принимают. Послушали бы вы, что они говорят против правительства! Вот поэтому нас поддержит народ.

— Что-то не верится, — засомневался Марсело.

— Ну, может быть, не сразу, постепенно, но мы этого добьемся, — слегка озабоченно произнес Усатик.

В период разногласий между правительством и землевладельцами, объединенными в Аграрный фронт и Национальную ассоциацию частных предприятий, мы с нетерпением ожидали развязки — недаром за границей было много комментариев, свидетельствовавших о существующем в стране напряжении.

Мы пытались вылавливать новости, переданные по радио или телевидению, и анализировали услышанное, чтобы составить себе ясное представление о происходящем.

В сентябре борьба становилась с каждым днем все острее, ибо срок, установленный для продажи участков земли, истекал.

«Наверняка, — рассуждали мы, — 15 сентября Молина выступит с речью, после чего станет ясно, по какому пути пойдет развитие событий. Вот тогда мы и увидим, будет ли он тверд, как и раньше, или уступит под нажимом землевладельцев».

По этому поводу у нас происходили долгие споры. Как-то доктор Мадрис сказал:

— Во всяком случае, если правительству удастся одолеть землевладельцев, эту олигархию, которая правила в стране столько времени, это, вне всякого сомнения, будет шагом вперед. — Затем добавил: — Но неизвестно, будет ли оно по-прежнему стоять на своем.

Выразил свое мнение и Валье:

— Я думаю, что правительство будет последовательно проводить свою линию. Вспомните, что сказал Молина первого июля: «Пламя национального преобразования вспыхнуло, и ничто и никто не сможет погасить его». Видимо, он чувствует себя достаточно сильным. Мне кажется, он взвесил свои возможности и считает, что это у него получится.

Со своей стороны я им заметила:

— Ну хорошо, правительство действительно имеет силу, но оно вызвало волну оппозиции среди очень влиятельных кругов, и это грозит стабильности в стране. И кто знает, до каких пор оно будет твердо?

— Да, — поддержал меня Марсело, — есть большая вероятность того, что правительство уступит давлению со стороны Аграрного фронта.

— Хотя, конечно, — добавила я, — здесь мы можем рассуждать много, не основываясь

ни на чем.

— Хорошо бы нам послушать сегодняшнее выступление Молины, — сказал Марсело.

— Да! Хорошо бы, — согласился с ним доктор.

Позже пришел сержант Паломо с двумя другими жандармами и поочередно вывел из камер Валье и Марсело.

Как мне потом рассказал Марсело, полицейские хотели, чтобы они опознали фотографию одного из бойцов Революционной армии народа. Однако не преуспели в этом.

— Уж больно они расстраиваются, когда им не удается кого-либо схватить, — говорил Марсело.

— Они, очевидно, следят за домом, где живет этот человек, — так мне сказали по крайней мере, — вставил Валье.

— Скорее, я думаю, они хотели взять хитростью; ведь если б у них были все данные, он находился бы уже здесь, — рассуждал Марсело.

Затем Марсело рассказал, как он спросил сержанта Паломо, передавали ли по радио выступление Молины.

— Нет еще, — ответил тот.

— Когда будут передавать, сделайте погромче, чтобы мы могли послушать, о чем он будет говорить, — попросил его Марсело.

— А зачем ты хочешь его слушать? Почему тебя это так интересует? — спросил сержант немного удивленный, но не придавая просьбе Марсело особого значения.

— Чтобы знать, будет ли наконец аграрная реформа или нет. Сержант Навас говорит, будто Молина заявил, что ни за какие деньги не отступится. Вот и хотелось бы знать, так ли это.

Сержант Паломо слегка развеселился.

— Ап-чхи! — чихнул он вместо ответа, как бы показывая, что не придает всему этому особого значения.

Сержант уже уходил, когда Марсело, прежде чем его снова водворили в камеру, крикнул ему вдогонку:

— Так не забудьте сделать радио погромче, чтобы мы послушали выступление.

— Зачем тебе слушать это дерьмо? Все, что он говорит, — сплошное словоблудие. — И сержант Паломо повернулся к Марсело спиной, всем своим видом показывая, что данный вопрос его мало волнует.

— Смотри-ка! Так и сказал? — удивлялись мы, услышав рассказ Марсело.

— Карамба! — насмешливым тоном произнес доктор Мадрис. — Он не уважает даже собственного президента республики.

— Молина со своими доверенными людьми сел в лужу, — добавил Валье.

Снизу, где находились жандармы, доносилась лишь музыка, и послушать выступление мы не смогли, так как и они его не стали слушать.

МНЕ ПРЕДЛАГАЮТ ВЫСТУПИТЬ ПО ТЕЛЕВИДЕНИЮ

В сентябре, в самый критический период конфронтации между правительством и оппозицией, лейтенант Гарай предложил мне выступить в одной из телепередач.

А было это так.

Однажды пришел Гарай и ласково обратился ко мне:

— Слушай, а почему бы тебе не выступить по телевидению? Это легко. Конечно, если хочешь, мы все уладим. А? Что скажешь? Как тебе эта мысль? Ты выйдешь и обратишься к своим товарищам. Ну же, только скажи «да» — и мы все быстро устроим, вот увидишь.