Мы побелили солнце
Шрифт:
– Данечка, милый, ты хочешь сказать, что разбираешься в моде? – она ядовито усмехается. – После "Жить здорово" как раз начнется "Модный приговор". Я бы рекомендовала посмотреть его вместе со мной, чтобы обрести чувство стиля и научиться понимать гармонию образов. Давай-ка быстренько переодевайся, завтракай и иди в гостиную. Мать тебя на восемнадцать лет бросила и даже сейчас не спешит браться за воспитание! Кому ты еще, кроме тетки родной, нужен?
Я на некоторое время серьезно задумываюсь: идти или нет. Пока не слышу шаги и визг бегунка сумки в комнате
– Ты проснулся! Наконец! – с неохотой отстраняюсь, успев втянуть морозный запах с его шеи.
Для меня, лично для меня, мы с Игорем только что ступаем на новую стадию отношений. Стадию, когда та грань, которая заставляла меня "выкать" ему и бояться, как он отреагирует на мою попытку сближения, рассыпается и позволяет сделать самый важный шаг. Многие с замиранием сердца ждут первого секса, а я с замиранием сердца ждал первого интимного "ты" к нему из своих уст. Меня волновало, как он на это отреагирует и не заподозрит ли в европейской моде любить людей своего пола. По непонятным причинам мне всегда казалось, что именно это он обо мне и думает, когда смотрит на меня с подозрительно сощуренным взглядом. Или когда видит мой расцветший румянец от его слов. Или когда замечает, как пристально я им любуюсь. Или когда просто тихо спрашивает: "Дань, все хорошо?".
Все хорошо. Потому что сейчас я впервые обратился к нему на "ты".
И он меня не исправил.
– Это что тут за бесштанная команда? Ага, с вами поспишь.
– Она тебя тоже разбудила?
– Она даже Валеру разбудила, – Игорь с грустью поглаживает чемоданчик с ноутом. – Включился ни с того ни с сего и тарахтеть начал. Тоже ругается, видишь как оно бывает.
– А зачем ты Валеру упаковываешь? Ты куда-то едешь?
Он отмахивается.
Стаскивает с кремовых бедер спальные трико. Затаив дыхание, судорожно сглатываю. Вспотевшими руками поправляю очки и любуюсь точеностью его бедер, пока есть шанс. Белые-белые, будто лепестки ромашек, но на вид крепкие, подтянутые и упругие. А наощупь…
– Эй, Москва! – Игорь машет перед глазами ладонью, и только после этого я просыпаюсь. Учащенно моргаю, фокусируя взгляд уже не на бедрах, а на лице. – Как слышно, прием! Я к вам обращаюсь!
– Я… не выспался.
Сжимаюсь от необъяснимой внутренней боли. Наркоман. Настоящий наркоман, и "ты" мне недостаточно. Наоборот – от "ты" меня знобит сильнее, сильнее колотится сердце и сильнее тянет на новые подвиги. Но храбрости на эти самые подвиги не хватает, и мне остается только мучительно обнимать себя и изводиться от жажды большего.
– Так на сколько она тут поселилась, ты не знаешь? – он пытается влезть в узкие кишки-джинсы. – Две недели уж прошло. Непонятно нахрена приехала, непонятно зачем примостилась и непонятно когда свалит.
– А ты куда?
– Да Екатеришка вызвала, у нее электронная доска не пашет.
– В субботу?
– Хрен знает, опять, наверное, какой-то кружок.
– А я хотел, – шмыгаю, вороша расправленную постель Игоря, –
Игорь снимает домашнюю майку.
Легонько шлепаю себя по коленям. Ну угомонись! Он же видит, что ты на него пялишься, дурак! И точно подумает не о том!
– В школу хочешь? – иронизирует, накинув футболку в красную клетку.
Выдыхаю. Сжимаю простынь сильнее. Странно, но мне легче от того, что мать и Игорь спят в разных комнатах. Он объяснил это уважением собственного личного пространства и нелюбовью к стягиванию кем-то одеяла. А еще поделился, что мать храпит, "в ее-то годы!".
– Ты же скоро вернешься?
– Как дела пойдут. А ты чего нудишься? Я тебе мобилу купил? Купил, как и обещал! Вот и накачай себе всяких майнкрафтов.
– Я сам себе ее купил, – издаю смешок. – Самую дешевую.
– Ну извините! – разводит руками. – Как потопали, так и полопали! У нас был договор!
– Я знаю, но учителя…
– Так, цыц. Пять триста – не так уж и мало. Я тебе больше скажу: все телефоны, не считая камеры, одинаковые. Их только засирать не надо и правильно за ними ухаживать, память не забивать, кэш периодически чистить. А все эти тыщенки за громкое имя накручиваются, так что улыбку на морду натяни, шли тетку нахер и иди облюбовывай новинку.
Укладываюсь на холодную Игоревскую постель и с тоской наблюдаю, как он передвигается по комнате и выискивает шнуры от Валеры. Может, реально с ним уйти? А будет ли ему там до меня дело? У него же работа, а я как балласт.
– Можно я буду тут спать, пока ты на работе? – кутаюсь в одеяло, обнимаю подушку. В одних трусах я все-таки замерзал.
Он оборачивается на меня через плечо.
– Если тетка твоя заткнется на пару минут, то можешь хоть на потолке. Слушай, ты не знаешь, что в человеческом теле съедобно и как людей вообще готовят?
Прыскаю.
– Хочешь теть Лорой закусить? – веселюсь. – Понятия не имею, почитай дневники каннибалов.
– Я просто комикс дописываю, и у меня по сюжету крокодила зарежут на мясо гурманы-вьетнамцы, а потом подадут в туристическом ресторане.
– А люди причем тут?
– А Чеба за Гену захочет отомстить и расчленит владельца этого ресторана. Ну и повара, который крокодила зарезал. И подаст их под острым соусом туристам. Вот мне и нужно узнать с подробностями, как людей вообще разделывают.
– А тебе зачем такие подробности? – болтаю сзади ногами. – Ну напиши просто, что он их зарезал и съел.
– Да нет, так неинтересно! Людям экшен нужен, а в двух словах и дурак напишет! Хрен с тобой, у Алисы спрошу.
Хихикаю, пряча смущенное лицо в складках простыни. Запах Игоря до того впитался в нее, будто и не в постель я сейчас утыкаюсь, а в шею, в его зимнюю шею с въевшимися запахами Нового года. И пахнет она мятными мандаринами, морозной хвоей, шуршащими мешками с конфетами, которые я находил под елкой каждый раз и верил, что это купила не бабушка, а Дед Мороз изготовил на своей сладкой фабрике…