Мы побелили солнце
Шрифт:
Правда, скоро до меня доходит, что это не просто паренек, а учитель химии. Вот только учителя в нем не видел никто. Класс гудел и перешептывался, а Родион Олегович даже не обращал на это внимания.
Да и на меня он внимания не обратил, пока кто-то прямо не указал ему на новичка в классе.
– О, Данила… как-как? Решетников? А, Решетняк, я запомню! Ну прямо как химические решетки, – и он смеется. Никто, правда, его смех не поддерживает, и поэтому через несколько секунд он смущенно замолкает.
Яна,
– А домашнее задание у вас будет творческое, – объявляет Родион Олегович в конце урока.
И Яна, будто ожив, шепчет мне на ухо:
– Он всегда всякую легкотню задает. И иногда даже очень интересную!
– Еще один шанс получить пятисотку, – издаю смешок. Замечаю недоуменный взгляд Яны и дополняю: – С отчимом у нас сделка двухнедельная. Каждую мою оценку он на сто умножает и отдает деньгами.
Яна приоткрывает алый ротик от удивления и хочет уже что-то сказать, но ее перебивает голос Родиона Олеговича:
– А первому задание я дам выбрать Даниле Решеткину!
– А? – вздрагиваю.
По классу прокатывается смешок, а учитель, ни на йоту не разозлившись и не обидевшись, поясняет:
– Выбирай любое творческое задание по теме "Углеводороды". Можешь придумать сказку, стишок или сценку, чтобы в них отражалась тема параграфа. Можешь вообще сочинить песенку или…
– Можно я себе возьму сценку? – вдруг откуда-то сзади раздается низкий голос Охапки.
– Да, Костя, сейчас и до тебя дойдет очередь. Потерпи немного.
– Нет, я типа хочу взять в сценку именно Даньку! Ну, новенького!
Морщусь. Оборачиваюсь на него.
А Родион Олегович озадаченно спрашивает:
– Именно Данилу? А вы успеете до завтрашнего дня все придумать и отрепетировать?
– Да успеем, мы ж это… Мы ж у меня дома типа будем.
– Ну, если Данила согласен… – учитель переводит медовые глаза на меня.
Немножко охреневший от такого известия, я выдавливаю:
– Да мне… как-то все равно…
И учитель моментально записывает нас с ним в пару.
Я хочу поймать Охапку на перемене и спросить, какого лешего он впряг нас в одну повозку, но он постоянно от меня ускользал. То бегал за школу курить, то сидел в столовке, то, кажется, в туалете. А после уроков, когда я уже решил: это он выкинул специально, чтобы я парился за нас двоих – сам подошел ко мне.
– Почему сразу я? – в лоб спрашиваю у него, пока гардеробщица тащит мою ветровку.
Он хмурится. Ждет, пока я оденусь, берет за плечо и выводит за собой из школы.
– Да никто бы со мной больше не пошел, – хмыкает. – Кому я нахер нужен?
– Тебя серьезно так колышет сценка про углеводороды?
Он останавливается. Пронзительно смотрит на меня.
– Типа не хочу я один домой
– Дядя?
Он запинается. Мешкает, топчется на одном месте, прячет взгляд.
– Да он типа нормальный! – спешит заступиться Охапка. – Он… хороший мужик, просто… Короче, типа не в настроении сейчас. Вот.
– И где ты живешь? Я ж города совсем не знаю!
– Я тебя провожу! – с жаром убеждает Охапка и делает шаг ко мне. – И назад тоже!
Отступаю. Прячу лицо в тени капюшона.
– С чего ради я должен переться к тебе неизвестно куда и неизвестно к какому дяде?!
– Он нормальный!
– Да слышал я уже! Чего ж ты тогда очкуешь домой идти?
Я больше не могу топтаться рядом с этими пожелтевшими деревьями и решительно толкаю школьную калитку.
– Он тебя типа не тронет, Данька. Он с чужими людьми добрый. Тебе в лом или че? Со сценкой париться не будешь, халявную оценку получишь… Ну хочешь, я шоколадку тебе за это дам?
– Купил, – фыркаю.
Чего ж ты ко мне прицепился-то?! Я тебя вообще не знаю, почему я должен спасать тебя от какого-то бухого мужика?!
– Только ненадолго, – предупреждаю вымученно, а Охапка тут же зажимает своими клещами мне плечо и затаскивает в переулок.
Сто раз я успеваю пожалеть, что согласился. Сто раз я успеваю подумать: "А почему бы и нет?". Сто раз пытаюсь запомнить дорогу и сбиваюсь на очередном повороте. И сто раз отвращаюсь от вида злачных пятиэтажных построек, которые я раньше видел только по телевизору и к которым нас с Охапкой привела дорога.
А он входит в одну из таких, похожую на домик городской Бабы Яги. Где воняет кошачьей мочой, в квартирах слышна ругань, на стенах – зеленая облезлая краска.
И в одну такую дверь Охапка звонит.
А когда нам открывают и я сталкиваюсь с хозяином квартиры лицом к лицу – собираю все силы, чтобы сдержать испуганный вопль и не броситься отсюда прочь как можно скорее.
«Аленка» и Лазарь
– Дядь, мы вдвоем, ничего? Это Данька, типа мой кореш.
Мое птичье сердце издает пронзительное "чип", когда я спотыкаюсь о взгляд открывшего нам дверь мужчины. И, следуя преображению сердца, я тоже превращаюсь в галчонка, шугаюсь за спину Охапки и судорожно выдыхаю. Успеваю отделаться только легким помутнением и головной болью, пока птичка в моей груди неистово бьется о прутья клетки ребер и визжит, что мне нужно бежать как можно скорее.
Я думал, таких глаз не бывает. Только в дурацких фильмах про полулюдей-полуволков – два янтарных камня вместо радужки, которые и прожигают тебя с истинно волчьей суровостью. Они были не желтые, нет, скорее – золотисто-карие, но яркие, а оттого – пробирающие меня до ледяного озноба.