Мы поднимались в атаку
Шрифт:
Смеется Алексей, рассказывая. Кончилась служба. Встреча дома. Друзья. После застолья - вопрос жизненный, коренной: что делать на «гражданке»?
Отец позвал: «Давай, сынок, к нам на завод».- «А кем?» - «Учеником, конечно. Электромонтажника. Учиться полгода, потом второй разряд. Пойдешь?» - «Пойду».
И двинулся, как отец говаривал, «вперед, на запад». От второго разряда к пятому, сегодняшнему. Дали бригаду. Трудно учиться без отрыва от производства. А без этого производства не мыслит жизнь, хотя нелегко совмещать завод и школу.
– Станешь учиться дальше?
– Не знаю. От завода меня не оторвать, хоть когда-нибудь, может,
Провожает меня Алексей до дому.
– Зайдешь, Леша?
– Спасибо, Юрий Петрович, поздно, в другой раз. А вы тоже заходите, мама, я и Славик рады будем.
– Славик - сын, что ли?
– Сын-племянник.
– Неясно. Ты же не женат.
– Особый случай. Приходите. Придете?
– Заинтриговал. Нехорошо так с педагогом… приду.
Ведет прием избирателей депутатская группа Пролетарского райсовета. Алексей в ней самый молодой по возрасту, депутатскому опыту и жизненному тоже. Пять часов вечера. Все трое - рабочие. Дважды в месяц, закончив заводской день, приходят сюда, едва пообедав. Устали, но оживлены и торжественны: вижу, что с удовольствием исполняют, говоря высоким слогом, «долг избранников народа».
Сегодня в школе занятий нет, Леша на своем «жигуленке» привез меня сюда.
За столом мужчина - большелобый, уверенно-сильный. Ему лет 40. Из послевоенного поколения. Он ласково, хоть и твердо, говорит по телефону с дочкой-школьницей; в наше быстрое время и телефон можно использовать как средство воспитания:
– Ну, спасибо тебе за четверку, ты выдержала характер, преодолела себя. Я таких уважаю…
– Это Павел Иванович Михайлов, токарь-«профессор», мастер высшего класса,- шепчет мне Леша.
Третий член группы - Сан Саныч Купреев, слесарь-сборщик, не намного старше Леши,
Входит женщина моего возраста с хозяйственной сумкой в руке. Садится, говорит сбивчиво, торопливо:
– Я насчет пенсии. Сняли пенсию… Так я насчет этого…- и плачет.
У Леши сморщивается от жалости лицо. Михайлов недоверчиво склоняет свою большую красивую голову. Купреев подает женщине воды.
– Успокойтесь,- говорит он.- Расскажите все по порядку. Давайте мы запишем вашу фамилию, имя, отчество, адрес…
– Я пенсионерка,- женщина начинает говорить спокойнее.- По возрасту… Перерасчитали. Должны 70 рублей платить. Работала я хорошо, вот трудовая книжка. Плодоовощная контора. Рабочая. Зарабатывала неплохо. И грузчиком приходилось быть, все-все делала, никогда ни от чего не отказывалась. Назначили 55. Потом 59. Еще потом 65. А теперь видите - 60. А я так считаю, и все знакомые и соседи сказали, 70 должна получать. Работала все время на премию. У нас была двухсменка… Ну, это не по делу… Можно дальше?
– Конечно, Ирина Васильевна,- вмешивается в беседу деликатный Алексей.- Мы внимательно слушаем и постараемся…
– В райсобесе перво-наперво проверьте,- просит женщина.- А то мне передавали, там какой-то начальник сказал: «Давайте ей снизим…» А как мы работали! Ворочали мешки по 70 кило.- И принимается бесконечно повторять то, что говорила. Депутаты терпеливо слушают.
– С контейнеров мешки сгружали. Вы проверьте…- И сызнова про тяжесть работы и снижение пенсии.
– Нам все ясно,- спокойно говорит Михайлов.- Разберемся и сообщим вам.
Женщина, наконец, прощается. После ее ухода Михайлов делится своими соображениями:
– Полагаю, было так. Пришла в собес, там чиновник видит: простая женщина, без конца повторяет
– Мы поймем: мы рабочие плюс депутаты,- вставляет Купреев.
– Пойми, Леша,- веско добавляет Михайлов,- насколько я усек, первоначально неправильно ей пенсию начислили, а потом спохватились и сняли. Но ей не сочли нужным объяснить. По советскому законодательству перерасчет не может влечь за собой вычеты за прошлые месяцы. У меня была баталия с одними канцеляристами. Мы - несколько молодых, только избранных депутатов - и те на нас навалились: не можем сделать - и все. Уперлись. А мы хоть и салаги, одно усвоили крепко: представляем народ, он нас выбирал. И в вышестоящую организацию, которой те, что упирались, подведомственны. Пришли. Прием сотрудников, очередь. Мы - по депутатским! В два дня вопрос решили! Не отступились, пока не сделали как надо.
Местные Черемушки. На бывших в войну картофельных полях, которые кормили город, оказавшийся на переднем крае. Новая магистраль, Красноармейская,- скорее проспект, чем улица. Крохотные рядом с громадами домов пробираются от остановки к остановке автобусы. Бреду без будничного спеха - Моторины ждут просто «к вечеру». В дневной школе классным руководителем я ходил к родителям худших учеников. Так неужто в вечерней школе я не могу пойти к лучшим?…
Дом как дом: у подъездов любознательные стражи - нестарые пенсионерки, юные мамы с книжками в руках у ярких колясок, крикливая ребятня в куче и тревожные старшеклассники обособленными парами; молодые отцы с авоськами, нагруженными пакетами с молоком, бутылками с соками. На балконах цветы в крашеных ящиках, над балконами, точно флаги над кораблями, сушатся разноцветные одежды; вырывается марсианское рычание транзистора и, укрощенное, стихает. Дом семидесятых годов, их строят от Москвы до самых до окраин…
Пьем чай, беседуем. Гаврила Климович - военнослужащий, четверть века отдал армии. Мария Александровна, «хранительница очага», при троих детях приискала работу машинистки к дому поближе, на знаменитом заводе. Подался туда и Леонид, когда провалился на экзаменах в техникум:
– Не всем же быть инженерами и техниками. Кто-то должен стать рабочим.
Леня оказался не из тех, кто не умеет взять себя в руки и сделать выводы. Поступил на завод. А Саша, брат, предложил: «Не тушуйся, делай как я: держи курс на вечернее». Но у Лени был «свой курс»: «Поработаю. Интересно. Никогда не думал, что на заводе так здорово работать». Тогда и зажглась в нем та «лампочка», о которой недавно сказал мне: «На завод, на работу, как на праздник иду. Интересно! Каждый день что-то новое. Во всем. Всюду. В цеху. С ребятами. В комсомольских делах…»
С какого момента приходит самостоятельность? То, что высоко ценится: «Сам за себя отвечает…» «Скажет - как сделает, можно надеяться».
Как развился Ленин характер? Отец отвечает:
– Можно тысячи правильных слов произнести и все разрушить одним неверным поступком, наоборот: сын, дочь поймут и без слов, как поступить, если ты правильно живешь и ему, ей есть на кого смотреть.
Отец был «при оружии». Не оттого, что носил на боку пистолет, а оттого, что был артвооруженцем. Мать тоже внесла вклад в победу: служила на Западном фронте в санитарном поезде медсестрой - под бомбами и обстрелами возили раненых из прифронтовых Сухиничей в Москву.