Мы погибнем вчера
Шрифт:
– Мужики! – чуть громче сказала она.
Но гогот Ежа перебил ее.
– Да мужики, вашу мать! – рявкнула она, не выдержав.
– Чего, Рит? – обернулся к ней Еж, пытаясь разглядеть в темноте.
– Идите сюда. От костра плохо видно.
Они поднялись втроем, причем Еж ворчал и кряхтел больше деда.
– Посмотрите! – и она показала на южный свод ночного уже неба.
Красно-багровый свод.
– Ну и чего? – недовольно сказал Еж.
– Зарево, – ответил ему дед. – И очень большое зарево.
– Где же Костик-то? А? – тихонечко шепнула Рита.
Дед помолчал, пожевал губы и твердо скомандовал:
– Собираемся!
– Вот, кажись, все и решено, – добавил он чуть погодя. – Уходить будем через болото. Немцы туда не сунутся по темноте.
– А может они сюда вообще не пойдут. Ночью-то, – засомневался Еж.- Может сбегать, посмотреть?
Дед так зыркнул на Ежа, что тот немедленно заткнулся.
Солдату собираться – только подпоясаться. А уж партизану и подавно. Только Рита слегка тормозила, как обычно. В конце концов, и она собрала свой вещмешок. А потом сказала:
– Не мужики, но так же не делается? Мы же Костю бросим, если уйдем сейчас.
Дед подумал и ответил:
– Хорошо. Ждем еще десять минут. Может, парнишка не натворил глупостей…
Еж отошел в сторону от костра. Смотреть на зарево. И устроился там, навалившись на здоровенную сосну. Остальные молча сидели и ждали у догорающего костра. Только дед чего-то ходил и выбирал побольше размером палки. Время тянулось медленно, словно патока. Говорить не хотелось.
Собак первым услышал Еж:
– О, слышите, гавкают! Это в селе, что ли?
– Дождались, ититть твою меть… Ноги в руки и бегом! Лишние стволы в болото! Далеко себя бы унести… Уходим!
– А Костя-то как? – почти всхлипнула Ритка.
– Найдется, коли в порядке все. Он эти места знает как ладонь свою. С детства тут бегает.
– А если не в порядке?
– Тем более уходим! Я иду первым. Рита за мной. Валера, потом ты. Андрейка последний. Понесешь 'Дегтярь'. И назад поглядывай, время от времени. Фонари увидишь – сразу говори.
Еж кивнул.
– Слеги берите. Падать будете – попереком груди выставляйте. Встать легче будет.
Себе же взял самую длинную палку. Метра два. А после дед перекрестился и шагнул в темную жижу. Болото с удовольствием зачавкало.
– Хорошо, хоть что месяц на убыль идет… – проворчал дед.
– И плохо, что погода безоблачная! – ответил из-за спины Риты Валера. – Если подальше не уйдем, они нас как на ладони увидят.
– Тогда шаг прибавили! – приказал дед. – И с тропы не сходить!
Каждый шаг давался огромным трудом. Особенно Рите. Казалось, болото гигантским ртом всасывает ногу в себя. И каждый раз неохотно отпускало.
Чмоох., чмоох, чмохх, чмоох… И между чмоканием – лай собак.
Через полчаса тяжелого чмокания
– Стоим минуту! Андрей, что там?
– Не видно ни черта. Дымка везде.
– Болото запарило, Кирьян Василич! Туман пошел.
– Хорошо, что туман. Поди не увидят. Вперед, орлы болотные!
И тяжело захлюпал вперед.
– Давай, давай, Рита. Не стой, – подтолкнул ее, опершуюся на слегу, Валера.
– Боже ты мой… – простонала она. – Хорошо комаров нет!
– Ага…
– Фонари! Кирьян Василич! Фонари! – вскрикнул Еж.
Тут же вскинулись вверх парашютики осветительных ракет.
– Ложись! – шепотом, но вскрикнул дед. Все плюхнулись в жижу. Еж, естественно, глотнул ее и стал отплевываться, тихо матерясь.
– Вперед! – пополз дед. Но остановился, оглянулся и сказал. – Минут через двадцать посуше будет. Можно пробежаться. Валерка!
– Чего, дед Кирьян?
– Возьми пулемет у Андрейки. Останься, посмотри. Если гитлеры за нами поползут – придержи. Диск кончится – тикай.
– Понял!
– Кирьян Василич! Может быть, я сам останусь? У доктора нога все-таки…
– Когда, говоришь, немцы под Харьковом ударят?
– 17 мая, вроде бы… А что?
– Ничего. Неделя осталась. За мной! Валера! Долго не сиди тут. Ползи по следу тихонько. Минут через десять. И рачком пяться. Немцы должны по следу пойти.
С далекого уже берега болота застучал пулемет. Рита упала лицом в грязь. Зубы ее стучали – то ли от холода, то ли от страха.
Она подняла голову. Мертвенно-бледный свет висел над топью, превращая ее в странное подобие то ли ада, то ли морга. Дед Кирьян махнул ей рукой и она послушно поползла за ним, раздвигая перед собой упругую грязь.
– Каску надо было взять, – шипел сзади Еж.
'Ничего… Ничего… Ничего… Пуля, сабля, штыки… Все равно… Кто это поет? Еж или я?' – думала она, следя за подошвами сапог деда Кирьяна. – 'Господи! Как нам с Ежом повезло, что он с нами оказался, рядом… Что бы мы делали без него, интересно? Лежали бы уже в этих лесах… А мужики сейчас где? Юрка Семененко, Лешка Винокуров, Леонидыч, Толик Бессонов, Маринка… Про Захара с Виталиком хотя бы понятно. Здесь. К нашим ушли. А эти-то где?'
Ответом ей был железный грохот Валеркиного пулемета.
– Ни хера себе лязгает!! – удивленно напугался Еж. – Рита, ходу прибавь!
– Ага, – неожиданно согласилась она.
– Василич! Идут! Ходу, давайте, ходу!
Внезапно жижа потвердела под руками и превратилась в жидкую грязь…
– Встали! Бегом! За мной! – сквозь зубы зарычал, унтер-офицер Богатырев.
– Не могу, я больше… – вдруг вскрикнула ровно птица Рита.
Он подскочил к ней, схватил за вещмешок и толкнул вперед: