Мы родились в тельняшках

Зверев Сергей Иванович

– Говорит, что должен был знать капитано Пьедро.

Вытерев ладонью влажный лоб и сдерживая рвущуюся из глубин души нецензурщину, командир спросил Диденко:

– В чудеса веришь?

Поручик с Дедом ломанулись на берег или констатировать смерть, или… продлевать жизнь, а Татаринов связался с бортом:

– Орел, я Синица, Орел, я Синица.

– Синица, я Орел, на связи.

– Нужна посылка, нужна посылка, сбрасывайте в гнездо, как поняли?

– Понял, Синица, двадцать минут.

«Ил-76» перестал нарезать круги и взял курс на Карачи, начав стремительное снижение.

Сбежав

по металлической лестнице к кромке воды, посыльные оглядели берег. С нескрываемой радостью спецназовцы обнаружили живого Пьедро, забившегося между двух валунов. Состояние его здоровья было предельно отвратительным. Татаринов не промахнулся. Две пули, попав в спину, прошили его насквозь. Как с такими выходными отверстиями он смог выплыть, осталось тайной за семью печатями.

– Живой, – обрадовался Голицын, разглядывая окровавленный вывороченный живот.

– Ливер из него так и прет, – мрачно отшутился Диденко, стараясь не обращать внимания на торчащие кишки, на которые успели налипнуть мелкие камушки и песок. Надо провести международные переговоры, новый раунд, а тут – оболочка для колбасы шиворот-навыворот.

– Жить хочешь? – спросил Голицын.

Капитан криво ухмыльнулся. Умом он понимал, что уже никуда не уползет от этих камней, что этот далекий берег станет его последним местом на земле, но сердцем, бьющимся клокочущим сердцем он хотел, он жаждал продлить свой век еще на несколько бесценных мгновений; а потому смотрел на русского солдата так, будто тот был ангелом, способным изменить его незавидную судьбу, и кивал, медленно водил головой туда-сюда, пока его глаза не закатились.

– Куда, куда ты возил оружие?! – Голицын склонился перед умирающим и легонько, обхватив бледное лицо одной рукой, потряс голову из стороны сторону.

Тот снова открыл глаза и уставился в небо. Прежде чем испустить дух, он просипел одно-единственное слово:

– Ка-та-ни.

Диденко прочистил ноздри, создав давление, близкое к напору струи воздуха из сопел реактивного истребителя в режиме форсажа:

– Да-а-а, больше, чем Микеле Плачидо, про комиссара Катани никто не расскажет. Он все, что ли?

– Да. – Голицын закрыл покойнику глаза и резко поднялся.

Старший лейтенант незамедлительно связался с Татариновым:

– Кэп, похоже, порт Катания на Сицилии. Итальянец умер.

– Ясно, возвращайтесь в дом. У нас тут движение по периметру со всех сторон.

Тут же в подтверждение слов командира из-за башенки вывернула моторная лодка, на которой сидело человек восемь вооруженных дядек в черных чалмах и натовских камуфляжах.

Если бы скоростной бег по лестнице был олимпийским видом спорта, Голицын с Диденко точно попали бы в призы. Хорошо, Дед дымовую шашку бросил по дороге, иначе горячие пакистанские парни нафаршировали бы их свинцом, как кулинары курицу черносливом, перед тем как поставить в духовку.

Когда спецназовцы забрались наверх, джигиты уже высыпали на берег. Ну и зря. Гранаты еще не кончились. Стоны, вопли, ругательства. Все по плану.

Забежали в дом. В холл. Марконя сидит на коленях у окна и смотрит за ворота, где

нет никакой полиции. Агрессивно настроенные люди арабской внешности с М-16 в руках ищут возможности пробраться на территорию виллы. Один шустрый араб подбежал к воротам и просунул ствол между толстыми черными прутьями. Капитан-лейтенант нутром чуял, неспроста. Вон и подствольничек у него, кажись. Когда ствол автомата стал задираться к небу, сомнений не осталось: сейчас гостинчик пришлет.

– Ложись! – заорал Марконя и сам поспешил спрятать голову поглубже в «карман». Если бы не рваный бок, наверное, умудрился бы у стеночки на полу реально свою думалку между ног засунуть.

Голицын с Дедом по идее должны были распластаться следом за ним. Но команду – даже не команду, предложение – выполнил только Диденко. Денис моментально захватил цель, прицелился, выстрелил и рухнул рядом с Дедом.

Неизвестный герой успел выпустить гранату из подствольника в сторону мраморных ступенек и стеклянных дверей фасада, и тут же две пули одна за другой пробили ему глазные яблоки – ну и то, что за ними, тоже.

Татаринов, пригибаясь, подбежал к троице.

– Им дом совсем не жаль, я смотрю. Это плохо, народ, очень плохо…

Тут же сидящий около дивана Мустафа запричитал на плохом английском:

– Вас всех убьют, русские, всех убьют, – потом перепрыгнул на родной пушту и продолжил: – Вы дерьмо белого света. Вы бельмо на глазу Аллаха. Проклинаю вас, слуги шайтана! Да иссечет вас меч ислама!..

– Чегой-то он? – покосился Бертолет, отслеживающий обстановку со стороны моря.

– Проклинает нас, – сообщил Дед. – Чего-то там про наше убийство и ихний меч.

Малыш, если б не воспитание, затолкал бы ствол автомата говорливому прямо в глотку – а он с глушителем, толстый выходит. А так только в рот воткнул. Ну, покровит немного, перестанет. Ругаться-то зачем? И афганец перестал.

– Движение в зеленке, четверо. – Бертолет оглянулся на командира.

– Занять круговую оборону, огонь по готовности. – Татаринов поставил два таймера на часах: один на двадцать минут, второй на сто двадцать. Наступало время перемен.

Сойдя на палубу после полета на «Ка-40», довольный президент Пакистана улыбался и, не скрывая волнения, обещал рассмотреть возможность заказа не менее пяти кораблей. Еще бы – индусам сделали четыре; естественно, Пакистану надо пять. А чего, правильно: когда у одних больше, другие захотят еще больше, и так до бесконечности.

Из-за горизонта – это всегда неожиданно – показался «Ил-76», летящий на предельно малой высоте. Кроме радара корабля и лейтенанта, сидящего подле него, никто не заметил сего чуда.

Пыжов на правах капитана узнал о приближении опознанного летающего объекта первым, но скорость самолета – не скорость корабля… Когда капитан первого ранга клал трубку, грузовик пролетел на расстоянии одного узла от носа фрегата.

Президент богатой страны – только богатая страна может позволить себе купить новый русский корабль – заулыбался как ребенок, тыкая пальцем в направлении транспортника. Гул двигателей подобающий, мощь, объем. Страх.