Мы с Костиком
Шрифт:
— Купили! — последовала долгая пауза.
Нас опять спасла Сашка.
— Я ежа купила, — сказала она, входя в комнату.
— Ты? — мама задумалась. — Я им ежей не покупаю, — сказала она и опять задумалась.
Мы переглянулись.
— Ругаются, ругаются! — сказала Сашка. — Гулять надо, а не ругаться.
Температура была нормальной, и мы вышли на улицу. Встали на лыжи и пришли к нашей горе. Здесь мы чувствовали себя увереннее. Здесь мы были хозяевами. Мама совсем притихла, она стояла в стороне, а мы демонстрировали ей все наши достижения. Мы ездили и зигзагом, и с поворотом,
— Мы ей ещё покажем! — сказал я и прыгнул с трамплина.
— Мы ещё покажем! — сказал Костик и тоже прыгнул.
Гордые и счастливые мы шли домой. Мы чувствовали себя победителями. Мама нам явно завидовала.
— Раньше я тоже умела, — сказала она Сашке, — а теперь… — И она махнула рукой. Лицо у неё стало грустное, и махнула она так, что мне стало её жалко.
— Ты приезжай почаще, мы тебя вмиг научим, — сказал я.
— Вмиг научим, — хором подхватили Костик и Сашка. Мама внимательно посмотрела на нас и ничего не сказала. Мы провожали нашу маму на поезд. По дороге все молчали, и я просто не знал, куда деться от их молчания. Когда поезд скрылся, я вспомнил про ежа и расхохотался.
— Ты что? — спросил Костик.
— Я про ежа.
— Ты плохо относишься к маме, — вдруг обозлился он.
— При чём тут мама? — фыркнул я и посмотрел на Сашку.
— А ну вас! — сказала она и пошла в другую сторону.
— Вот, вечно так, — обиделся я, — всё на меня свалят, будто я один печку разрисовывал.
А мама к нам больше не приехала ни разу.
вот и всё
И вот мы уезжаем. Костику пора работать. Сашка очень грустная.
— Замечательный был месяц, — всё говорит она, — просто замечательный.
Я считаю, что грустить не надо, ведь мы ещё приедем. Костик молчит.
— Правда же, мы ещё приедем? — пристаю я к нему.
Костик молчит.
И мне тоже делается грустно, — наверное, больше не приедем.
пусть попрячется
— Константин, — сказала за завтраком мама.
Костик как раз намазывал на хлеб варенье.
Если мама говорит Константин, то обязательно после этого скажет что-нибудь неприятное. Поэтому, услыхав такое, Костик тотчас уставился на маму, и варенье сразу же закапало на скатерть.
Я подставил ложку.
— Константин, — сказала мама, — я опять не вижу твоих перчаток.
— Перчаток? — переспросил Костик.
— Да, перчаток, — повторила мама. — Ты их опять потерял?
— Нет, — сказал Костик, — я их не потерял.
— Тогда где они? — спросила мама.
Костик задумчиво облизал пальцы.
— Понимаешь, Даша, — сказал он, — с перчатками произошла очень странная история.
— Их съела собака? — спросила мама.
— Нет, что ты, — совсем другое.
— Тогда что же?
— Нет, ты сначала послушай. Если я расскажу, ты даже не поверишь.
— Расскажи, — попросил я.
Костик вздохнул, задумчиво посмотрел
— Представьте себе тёмную-тёмную ночь, — сказал он.
— Представил, — сказал я.
— Когда это было? — спросила мама. — Ты всегда ночуешь дома.
— Не верите? — обиделся Костик. — Не буду рассказывать.
— Верим. Верим! — испугался я.
— Рассказывай, — сказала мама.
— Ну так вот, — начал Костик. — Иду это я поздно ночью по улице. Дождь, ветер, снег. И вдруг бежит девушка, перебегает улицу — и прямо ко мне. «Помогите!» — говорит, а сама вся трясётся. Красивая такая, косы длинные, до колен. «Помогите! — говорит, — домой попасть. Там во дворе хулиганы не пропускают». — «Пошли», — сказал я и взял её за руку. А там во дворе и правда полным-полно хулиганов. Двор тёмный, и только в углу сигаретки светятся. Увидали меня, зашевелились, но из угла не вылезли. Проводил я девушку до дверей, иду обратно, а хулиганы уже на пути стоят. Окружили меня и фонариками освещают. «Ну, что с тобой сделать?» — говорят.
Тут Костик замолчал. Он задумчиво съел яйцо и задумчиво посмотрел в окно. Мы ждали. Первой не выдержала мама.
— Ты хочешь сказать, что эти хулиганы отняли у тебя перчатки? — спросила она.
Костик вздрогнул, посмотрел на маму.
— Так на чём мы остановились? — спросил он.
— Ну что с тобой сделать? — сказал я.
— Со мной?
— На этом ты остановился, — сказал я.
— Ага, — сказал Костик. — Так вот. Окружили они меня и фонариками освещают. «Что с тобой сделать, очкарик?» — говорят. А я стою и соображаю: их ведь много, а я один. А кругом, как на зло, ни души, хоть бы милиционер какой. А самый главный, этакий детина, так он и говорит: «Да что с ним церемониться, пришить, и дело с концом».
— Пришить? — не понял я.
— То есть убить, — пояснил Костик.
«Не люблю мокрых дел», — говорит другой, тоже главный. Тут они немного посовещались и говорят мне: «Раздевайся, да побыстрей». Ну что мне было делать, их много ведь… Снял я пальто, пиджак. Стою в одних сапогах, дрожу. А детина и говорит…
— Это который? — спросил я.
— Тот самый, — сказал Костик, — не перебивай. Так вот, детина и говорит: «Что же ты сапог не снимаешь?»
— «Нет, — говорю я, — сапог вы от меня не получите. Куда это я без сапог денусь? Сапоги мне самому нужны». — Тут Костик снова задумался, да так сильно, что встал из-за стола и пошёл к двери.
— Куда же ты? — закричал я. — А что же дальше?
— Фу, — сказал Костик. — Что ты орёшь? Подожди до завтра, сегодня некогда.
— А как же насчёт перчаток? — спросила мама.
— Насчёт перчаток? — удивился Костик.
— Да, перчаток, твоих перчаток, — сказала мама.
— Ну хорошо, — и он заговорил быстро-быстро. — Стоим, значит, мы, переругиваемся. Они говорят «Снимай сапоги». Я говорю «Не сниму». Они: «Снимай». Я: «Не сниму!» И вдруг откуда ни возьмись — милиция, целая машина милиции. Все врассыпную. А я приметил того, что с моей одеждой, и за ним. Он бежит, и я бегу. «Отдай одежду!» — кричу. Ну, тот испугался и кинул мне одежду. Я оделся и пошёл своей дорогой. Вот только перчаток не хватило. Совсем забыл про перчатки. А то бы я ему показал.