My Ultimate Spring Playlist or Sure Feels Right
Шрифт:
– Напомни, почему мы его терпим? – повернулась я к Бенедикту, делая вид, что не замечаю «мимимишного» лица Тома.
– Вообще или сегодня конкретно? – так же скептически вторил мне Бенедикт.
– А есть разница?
– Ну, как же, Хеллс, конечно есть, - тоном нравоучительного седого старца начал вещать он.
– Вообще мы его терпим потому, что он наш друг. А сегодня потому, что Амели на конференции в Академии искусств, и ему скучно.
– В следующий раз буду заводить дружбу только с золотыми рыбками, - раз уж я дорвалась до дела, то ни за что не упущу возможность отомстить мелкому…в смысле длинному плохишу Хиддлстону за все его злокозненные покушения на мою августейшую особу, или если не за все, то, по крайней
Том улыбнулся, уж не знаю моим умозаключениям или своим ошибкам молодости. Я уже говорила, что изображать обиду на Томаса Хиддлстона невозможно, дольше нескольких минут точно. Удивительно наглая морда, сурово наказать которую, даже по делу, просто невозможно. Как Амели с ним справляется? Надеюсь, ее родители оказались строгих правил, в лучших традициях старых французских семей, и уж там ему регулярно перепадает. Для профилактики и за дело.
Время пролетело незаметно, за словестными перепалками я даже забыла о болезненных симптомах, которые искушали меня откосить от почетной миссии развлечь Хиддлса. К нам присоединилась Амели, которая все еще пребывала далеко в высоких сферах искусства. Своими сбивчивыми и восторженными объяснениями она и меня заводила в дебри искусствоведчества, а ведь я не самый последний профан по части живописи. Том с Бенедиктом вообще потерялись еще где-то у самой опушки джунглей и разговаривали о чем-то своем.
Амели спохватилась, они собирались в один из современных театров на нашумевший моноспектакль с очень глубоким философским смыслом. Да, я опять…очень критически оцениваю то, чего не видела, ну, не люблю я шум вокруг ничего, что поделаешь. Пора было и нам ехать домой, и Бенедикт занялся вопросом эвакуации.
Мы ждали, пока оператор соизволит найти свободное такси. Я опять расстегнула кожанку и размотала шарф, Бенедикт, теряя самообладание, пытался подгонять собеседника, а Хиддлс, как всегда, решил скрасить напряженное положение искрометным юмором:
– Подари Хеллс на День рождения авто и забудь о проблемах с иными видами транспорта.
– Я бы с удовольствием, - оторвался Бенедикт от телефона, - но она мне не позволит.
Пам-пам, вот так шуточный разговор переходит в иную плоскость. Я решила как можно быстрее проскочить этот неловкий момент и не дать им развить тему дальше:
– А я и не против, - выдала ошарашивающую информацию, чтобы сбить их с толку, и продолжила: - Не отказалась бы от Kinky Kylie в масштабе один к тридцати двум.
Том опять не понял, что произошло. Бенедикт покачал головой, я победоносно улыбнулась. Ибо нечего заводить нас в конфликтные дебри материальных вопросов.
– Что за Кайли?
– Имя болида ее любимого Феттеля в каком-то из прошлых сезонов, - отмахнулся Бенедикт и опять погрузился в телефонные дискуссии на сей раз успешные, ибо потащил меня к выходу.
***
Знаете, а ведь в постели с любимым мужчиной можно получать массу разнообразных удовольствий. Только вот не надо мне о Капитане Очевидность. Я же ведь не об очевидном. Можно, например, лежать и читать планшет с последними новостями, пока этот самый любимый мужчина смотрит на тебя, надеясь, что укоризненный взор срикошетит от меня в экран и выключит чудо техники до завтра так точно. Как же неимоверно приятно читать об автоспорте, когда тебе тонко, поглаживая руку или целуя в плечо, намекают на то, что неплохо было бы переключить внимание на более достойный объект.
– Что я тебе говорил о планшетах в нашей кровати?
Кайфолом какой! Я послушно нажала кнопку сна, сняла очки, ворча себе под нос сожаления о недочитанной статье, и положила планшет на прикроватный столик, попутно освобождая его от книги. Я уткнулась в очередной сборник рассказов Бернхарда Шлинка. Хоть где-то
Мужчина из плоти и крови оказался требовательней печатного, он требовал всецело и безраздельно моего внимания. Я вздохнула, отложила книгу и посмотрела на нарушителя постельной гармонии:
– У нас уже и на книги вето? – возмутилась я, поглядывая на Томпсона, которого одолевал Бенедикт.
Он изобразил поруганную королевскую честь, как это так, его обвиняют в гнусном преступлении его же неписанного правила. Я прилегла на его вздымающуюся от негодования грудь и обняла.
– Что хочешь на День рождения?
Вот мы опять вернулись к скользкой теме. И это отнюдь не дно рождения. Я-то хотела разрулить ситуацию как можно ближе к дате N, надо было и самой морально подготовиться, речь написать, его морально подготовить и предрасположить к разговору. Но что-то этой теме захотелось всплыть именно сегодня, она сама затребовала своего разрешения. Бенедикт в нетерпении начал накручивать мои волосы на пальцы. А я еще задумывалась над целесообразностью покупки термо-бигуди. Проблема отпала сама собой.
– Ребенка, - выпалила я, вспоминая совет жрицы говорить от сердца. Будем экспромтить, раз заблаговременно не подготовили почву и спич.
– Ты уверенна, что мы сейчас говорим о твоем подарке? – спросил Бенедикт, хоть голосом он владел отлично, но от меня не скрылось ни то, как напряглись его мышцы, ни легкая дрожь волнения. Еще бы, разговор на миллион долларов. Он, конечно, привык к моим чудачествам и со спокойствием древнего мудреца рассмотрел бы все пожелания о розовых слонах и сказочных единорогах, но предложенный мною вариант явно был далек от всего, что он воображал услышать.
– Очень даже, - подтвердила я. Отступать-то уже вроде бы как бы и поздно, а смягчить удар можно. Надо бы объяснить ему, что к чему.
– Только у меня есть три условия: это твой ребенок, и если со мной что-то случится, если наши отношения разладятся или что-то в этом роде, - начала я то, о чем мадам Сати меня предупреждала, в разговор вступил совсем не тот орган, который должен. Бенедикт нахмурился и начал возражать, развеивать мои пессимистичные прогнозы, но мой мозг неумолим, когда хочет высказаться: - Не перебивай меня… ты будешь о нем заботиться. Ты бросаешь курить! Если я это еще терплю, то ребенок не обязан, - на втором моем желании он выдохнул, я очень старалась первым ударом смягчить последующие.
– И последнее. Пообещай мне, что мы не назовем его, как это делают знаменитости. Никаких тупых имен, типа Яблоко, Бруклин или Воскресенье. Надо же проявлять к ребенку хоть толику милосердия.
С последним ультиматумом он расслабился и даже посмеялся над моими опасениями в области имянаречения. Пообещал, что наши изыски не зайдут за пределы «Словаря имен собственных».
– Хеллс, если это способ намекнуть мне на бракосочетание, то…
– Я разве упоминала замужество? – Меня задела его глупая шутка больше, чем должна была, а если вспомнить что разговор у нас серьезный, то меня вообще ничто не должно было выводить из себя, чтобы я не высказалась от «а» до «я». – Беременность для меня не способ получить заветное колечко. Тем более ты прекрасно знаешь, как я отношусь к институту брака в целом. Мое желание вполне рационально и обоснованно. Я в том возрасте, когда могу воспроизвести здоровое потомство, мой организм здоров и сформирован для того чтобы материнство соприкасалось с минимумом рисков. У тебя правильные черты, идеальное костное строение и набор черт, которые я бы хотела видеть в своем будущем ребенке.