Мы вернулись
Шрифт:
За каждого пленного, убитого у проволоки, охранник получил: благодарность по службе, 50 карбованцев оккупационных украинских денег, одну пачку махорки и буханку черного хлеба. Вот и вся цена жизни пленного!
Находились негодяи, стреляли.
Каждый по-разному переносил эту гнетущую обстановку. Но подавляющее большинство людей держалось все-таки удивительно достойно. Иногда доходило и до казусов.
Сергей Ковалев (после замены фамилии - Сергеев), например, и в плену отличался аккуратностью, его кирзовые сапоги блестели, он всегда носил за голенищем сапога лоскуток шинельного сукна и помногу paз в день Чистил и тер
В тюрьме Сережа числился подполковником, его одежда, обувь никому не бросались в глаза. Здесь же в Славуте он стал рядовым, носил чужую фамилию, некоторый лоск и подчеркнуто подтянутый вид Сергеева могли привлечь внимание разных шпиков. Как правило, все пленные были одеты плохо, все хорошее было давно снято с них и заменено рванью. Об этом мы с Мукининым-Николаевым не раз говорили Сергею, урезонивали его, устрашали, наконец. Однако ничто не действовало. Сергей только злился и говорил, что своим опрятным видом он, кажется, никому не мешает. Обычно после такого разговора он молча пристраивался где-нибудь в укромном месте, доставал суконку и до блеска тер свою кирзу.
В "Гросс-лазарете" Славута нашу "троицу" - Карпова, Сергеева и Николаева разместили в третьем корпусе на втором этаже. Ходили упорные слухи, что учетчиком в этом блоке служит немецкий прихвостень, который Обо всем доносит гитлеровцам. Такие гаденькие людишки были очень опасны, они жили среди пленных, выведывали настроения и обо всем доносили фашистам за "плату" в виде лишнего котелка баланды или дополнительного куска хлеба.
Но вскоре произошла и чрезвычайно радостная встреча. Прошло несколько дней нашего житья на новом месте, и Сергея Ковалева случайно узнал молодой врач из его бригады, тоже попавший в плен... Врач очень обрадовался и с риском навлечь на себя подозрения немцев стал оказывать своему бывшему комбригу всяческое внимание и заботу.
Долю этой заботы чувствовали и мы с Мукининым - врач иногда ухитрялся принести нам котелок "улучшенной", для обслуживающего персонала, баланды.
Плен есть плен, и здесь более чем где-либо приходится относиться к людям с разумной осторожностью. Мы тщательно разузнавали, как ведет себя этот врач.
Все без исключения пленные отзывались о нем хорошо. Человек этот и в плену остался настоящим патриотом и сделал советским людям много добра.
Монотонно, тоскливо тянулись голодные дни в "Гросс-лазарете". Близость леса, теплые дни, слухи об успешных операциях наших войск на фронтах и действиях партизан в немецком тылу - все это возбуждало, заставляло усиленно раздумывать над вопросом - как уйти?
Бывало целые ночи лежишь на нapax и придумываешь различные варианты побега. Потом наступит утро, проверишь ночные мысли и придешь к заключению, что лучше надо думать, и снова: думы, терзания, бессонница. Часто в голову приходила мысль: а что, если прямо и открыто напасть на охрану?
Весь день бывало присматриваешься во дворе лагерь-лазарета к охране, к конвоированию пленных на работы, прикидываешь, как завладеть оружием, как обезоружить конвой.
Из лагеря ежедневно уводили пленных за проволоку копать траншеи для мертвецов. Мы занялись было изучением этого вопроса. Предполагалось попасть в рабочую
Однако события развернулись неожиданно. Под вечер всех нас троих вызвали в канцелярию. Я высказал предположение, что учетчик-прихвостень решил лично перезнакомиться с вновь прибывшими, чтоб запомнить наши лица. А поскольку нам знакомство это ни к чему, то лучше сегодня от встречи как-нибудь увильнуть, а завтра перебраться в другой корпус. По различным медицинским показателям больных переводят, врач знакомый есть, может помочь.
Однако товарищи с моим пожеланием не согласились, решив остаться в третьем блоке именно потому, что здесь - знакомый врач.
Подумав, мы договорились побыть пока в разных блоках, разумеется поддерживая связь. На другой день меня с другими одиннадцатью пленными утром увели в шестой блок, Сергей и Владимир остались на старом месте, в третьем.
Когда нашу группу переводили из блока в блок, пленные шли медленно, еле волоча ноги. Мало кто храбрился, стараясь идти нормальным шагом.
Мы уже миновали двор четвертого блока, когда вдруг услышали громкий голос и возмущенные слова одного из пленных. Ни к кому не обращаясь, он ругался:
– - Вот сукины сыны, просто свиньи! Сколько и им рассказывал о своих делах, а немцы-гады смеются. Не верят, что ли? Морят меня голодом, гоняют из блока в блок, как и всех!
Слева шел сопровождавший нас санитар. Он пристально поглядел на говорившего и сказал:
– Подумаешь, какая цаца! А что ты за птица? Почему это тебя должны выделять, нянчиться с тобой?
Изъявлявший недовольство пленный был худой, небольшого роста, средних лет. Он сказал в сердцах:
– Я делал такое, что тебе и во сне не снилось! Жил в станице - сжег амбар с хлебом, а когда стали искать виновных да присматриваться ко мне, я подался в город на тракторный - рабочим. Там стал учиться на токаря, а когда выучился, стал портить сложные станки.
Санитар развел руками и сказал серьезно:
– Ну, по твоим рассказам ты просто - штандарт фюрер!
Я подумал: "Мало к тебе, черту, присматривались". Подымаясь по лестнице, я услышал:
– Как только земля носит таких людей!
В шестом блоке нас разместили на верхнем этаже. Света не было. По вечерам люди долго не спали, сидели на подоконниках, смотрели в лес, своих вспоминали, семью, жену, детей...
Так прошло дня два или три. Вечером, как и всегда, мы сидели на подоконниках. На верхнем этаже блока решеток не было, летом всю ночь окна не закрывались. На дворе темно, на небе ни единой звездочки. Один раненный в грудь навылет, у которого все зажило, жаловался вполголоса, боялся, чтоб его не "выписали" и не отправили в Германию.
Он говорил:
– Пожалуй, угонят... А там шахты, рудники. Вот бы сейчас да затрещали пулеметы с леса! Охрана стала бы прятаться, а мы - в лес.
Только он это смазал, как в соседнем окне раздался страшный крик. И сразу все смолкло. Только слышно было, как что-то тяжелое шмякнулось во дворе.
Высунулись, посмотрели в сторону соседнего окна, никого не видно, все тихо. Ну и у нас молчком-молчком все разошлись.
Утром санитары вытащили труп вредителя в подвал - морг.
Пришел полицай блока и стал выяснять, как это случилось. Ясного ответа на вопрос он не получил. Фельдшер сказал: