Мы воевали на Ли-2
Шрифт:
Да, мы рвемся к ней всей душой, всем сердцем. Каждый самолето-вылет — шаг к победе, каждая бомба, легшая в цель, — еще один шаг. В январе, феврале, марте полк наращивал мощность ударов по самым разным объектам Восточной Пруссии. Бомбим Кенигсберг, отлично укрепленный, неприступный оборонительный пункт врага. Совершаем налеты на Данциг, Гдыню. С 20 марта фашистское командование начало эвакуацию своих войск через порт Пиллау. Бомбим корабли, подходы к порту. Меньше чем за три месяца на головы фашистов только в районе Кенигсберга полк сбросил 430 бомб весом в 250 и 500 килограммов, не считая более мелких.
С приходом весны все явственнее ощущается
Аэродром раскис. На ВПП весело блестят лужи. К вечеру подмораживает, затягивает их коркой льда, который ночью крепнет, набирает силу. Самолеты, взлетающие последними, вздымают фонтаны снежно-ледяных, перемешанных с грязью брызг. Куски льда, сорванные воздушными потоками, бьют по хвостовому оперению, оставляют вмятины на стабилизаторе, обшивке рулей, секут лопасти винтов, добавляя нам забот. Работаем круглосуточно. Усталости нет, она превратилась в тупую ноющую боль во всем теле. Мы держимся. Металл не выдерживает. Ли-2 лейтенанта В. Т. Шевчука из 3-й эскадрильи вынужден вернуться домой, сбросив бомбы на «невзрыве». Из-за разрушения втулки главного шатуна вышел из строя двигатель. Около двадцати часов ушло на замену силовой установки.
19 марта в составе экипажа А. В. Сорокина под вечер вылетаю на разведку. Солнце клонится к западу, золотит редкие облачка.
— Подходим к порту Пиллау, — прозвучал по СПУ голос штурмана В. К. Буховца. И вдруг изумленное:
— Глядите, беженцы…
Серой лентой лился в порт поток: телеги, женщины, скот, дети… Они спешили. И мне вспомнился сорок первый год, полоснул болью.
Когда закончился полет, в разговоре вернулись к тому, что видели, — к судьбе людей, которых война сгоняет с насиженных мест, заставляет уходить неведомо куда в поисках тихого, безопасного места. Кто-то бросил:
— Что их жалеть? Фашисты наших жен, детей жалели?!
Тишина висит над аэродромом, лишь звенит в овражке ручей. Мы молчим. Вопрос непростой, он мучит всех. У каждого своя ненависть, свое горе, принесенное в жизнь войной, фашистами. Я вспомнил слезы жены, когда она рассказывала, как пьяный немецкий офицер, поселившийся в хате, гонялся по всему огороду за моей маленькой дочерью, хотел застрелить… Но почему-то думал не о нем — зверь он и есть зверь, — а о дочери. О том, что она пережила в те минуты… Смогу ли я не то что застрелить — напугать ребенка? Нет, не смогу!.. Молчание нарушил Милюков:
— С бабами да ребятишками мы воевать не будем. Фашистов давить надо до последнего, а с детьми — шалишь… Им фашизм, кроме горя, тоже ничего не дал. Освободим их, вырастут, новую жизнь строить будут.
— Хорошо мыслишь, Василий Милюков, — поддержал его заместитель командира полка по политчасти подполковник А. Г. Павлов. Он подошел, когда разгорелся спор. — Негоже советскому человеку на один аршин себя с гитлеровцем мерить. Да и не сможем мы руку на детей, на женщин поднять. Не так воспитаны. А ненависть у нас не против народа немецкого — против фашизма. Об этом надо помнить и не ошибаться в своих размышлениях. Время сейчас такое, что события разворачиваются быстро, чреваты многими смертями. О ценности человеческой жизни надо помнить всем и всегда. А сейчас уже и победа рядом…
Да, она рядом. Мы чувствуем ее дыхание. В воздухе меньше стало вражеских истребителей. Но фашисты сопротивляются с отчаянностью
Талые воды затапливают землянки, всплывают скромные пожитки мотористов и техников. За самолетными стоянками разлилось большое озеро. Так же, как дома, у моей деревни Лыково, летают крикливые чибисы. Мысли о доме приходят тем чаще, чем дальше уходит от него война.
В начале апреля и полк должен двинуться за ней. Фронт далеко впереди. Получен приказ о перебазировании на полевой аэродром около села Кренги на правобережье Буга, в полусотне километров от Варшавы. Непростое это дело — перелет полка. Особенно теперь, когда он на две трети состоит из новичков. Большинство тех, кто добывал ему славу гвардейского, или ушли с повышением в другие части, или погибли. С грустью перебираю фамилии, имена ребят, с чьей смертью не может смириться ни память, ни сердце. Только в боях на Ленинградском и Белорусском фронтах пали смертью храбрых двенадцать моих товарищей, перешедших из наземной авиационно-технической службы в бортмеханики.
Погиб в экипаже В. К. Егорова Вася Соколов, неторопливый, основательный в деле парень. Был мотористом, механиком. Его трудолюбие и знание Ли-2 оценили, доверили работу в небе. Комсомолец с сорокового года, он успел совершить 85 боевых вылетов. После бомбежки карательных войск, брошенных против партизан Сураж-Витебского соединения, Ли-2 был сбит истребителем.
Сгорел в небе вместе с экипажем Ф. В. Спицина Коля Григорьев. Его судьба во многом была сходна с судьбой Соколова. Ушла похоронка в Молчановский сельсовет Калининской области.
В двадцать три года не вернулся с задания, разделив судьбу экипажа старшего лейтенанта Б. В. Бурканенко, Коля Казаков из деревни Шпунта на Смоленщине. Тоже был мотористом, механиком. Его умелые руки обеспечивали исправность Ли-2, уходившего в небо. 79 боевых вылетов, уже в качестве бортмеханика, совершил он сам.
Погиб Андриан Пряников, коммунист, считавший своим долгом быть первым там, где особенно трудно. Он успевал и свою машину держать в образцовом порядке, и другим помогать, тем, кто помоложе, у кого опыта и знаний поменьше…
Ушли ребята в небо и не вернутся никогда. А кто их заменил? Мальчишки восемнадцати-девятнадцати лет, из тех, кто успел повоевать в наземных войсках, получить ранение, отлежаться в госпиталях. Их прислали в начале марта мотористами. Помыть машину, вытереть на ней пыль — все, что они могут.
Устало, понимающе смотрел на нас старший инженер полка Н. С. Фомин, когда ранним утром ставил задачу старшим техникам отрядов, инженерам эскадрилий подготовить матчасть к перебазированию. И совсем не приказом звучали его слова:
— За нас никто работу не сделает. Надо закатать рукава, самый сложный и трудный ремонт взять на себя. Понимаю, что тяжело вести контроль за подготовкой Ли-2 и самим быть в деле, но иного выхода нет. Фронт надо догонять.
До поздней ночи тускло светились переноски на стоянках, позвякивали ключи. Но войну мы догнали, в назначенный срок перелетев в Кренги.
Утром шестого апреля инженер эскадрильи П. А. Коробов и я спешили в штаб полка, чтобы решить проблемы, которые всегда возникают на попом месте. Едва вошли, раздался телефонный звонок. Трубку поднял Б. П. Осипчук. Из разговора поняли, что звонит командир авиадивизии генерал-майор В. И. Картаков, Видимо, то, что услышал наш командир нолю», не очень его обрадовало. Осипчук положил трубку, долго молчал. Мы напряженно ждали.