Мы все из глины
Шрифт:
– Ты бы хотел забыть свое прошлое?
– спросил он Буйного.
– Конечно! Что за идиотский вопрос?
Вот тогда Витька, скорее, из-за юношеского чувства протеста, понял, что ничего забывать не хочет. Он останется здесь, среди глины, и, как герой, примет эту тяжелую ношу.
– Я хочу все помнить, - гордо заявил он.
Буйный неодобрительно цыкнул и снова принялся за работу.
– Раз хочешь помнить - работай давай, - сказал Буйный.
Андреев, во время их разговора стоявший неподвижно, вдруг ударил Буйного в бок. Тот потер его, но не понял, в чем дело. Андреев
– Предупредил бы о своем присутствии, - прикрикнул с испуга Зябликов.
– И без того сидим - трясемся, не знаем, к чему готовиться - добавил Дождев, не отрываясь от своего блокнота.
– Я вот по делу пришел. Записывай, - продолжил Андреев и пересказал слова Реднека.
– Ничего себе! – ахнули до этого молчавшие братья. – Давайте ждать звонка из предвыборной комиссии.
Все достали из карманов мобильники, с опаской поглядывая на них. Пропущенных звонков ни у кого не было. Облегчение, но и волнение, с другой-то стороны. Еще не звонили, а когда позвонят?
– Какие новшества в ритуальных услугах? Не узнавали? – спросил Андреев братьев. Те отрицательно кивнули.
– Надо бы узнать, - с умным видом продолжил Андреев.
– И сколько нам ждать? Может, про нас забыли? – занервничал Зябликов.
– Это же хорошо, если про нас забыли, - успокаивал Дождев.
– Я считаю, ничего хорошего в этом нет, - мрачно сказал Андреев.
По телевизору продолжался фильм. Отшельник вышел из пещеры и пошел в люди. Он рассказывал о своем духовном опыте. Чтобы достойно прожить жизнь, надо вспоминать, говорил он. И люди поверили и пошли за ним. Память превратилась в религию. Люди бесконечно перебирали свое прошлое, анализировали, пытались через воспоминания исправить себя, достичь совершенства. Появился новый Учитель. Ему стали поклоняться наравне с христианскими и мусульманскими святыми, Буддами и всеми прочими.
Повисла тишина. Каждый думал одновременно обо всем и ни о чем. Зябликов размышлял о том, насколько была хороша его прежняя жизнь, которую он не ценил. Тогда все было понятно: живи – счастливо доживай свою старость. Братья думали о своих ритуальных делах. Что с ними теперь? Дождев судорожно вспоминал: все ли записал, а то, что записал, соответствовало ли действительности, и как с этим жить дальше. Андреев, переминаясь с ноги на ногу, постоял, подумал, хотел что-то сказать, но так и не вспомнил, что именно.
– Ладно, пойду я, свидимся. А вы узнайте, как обстоят дела в вашем бизнесе, - напоследок сказал Андреев братьям.
Как только он вышел, телевизор задрожал, будто началось землетрясение. Экран пошел рябью. После мерцания на экране появилась брюнетка средних лет в деловом костюме. На макушке, как гриб, сидел большой круглый пучок. Черты лица были правильными, и тем не примечательными. Привлекала лишь большая грудь, которая, казалось, порвет белую накрахмаленную рубашку. Дождев даже приоткрыл
– Вы готовы? – строго посмотрела она поверх своих очков в золотистой оправе.
Те потеряли дар речи.
– Понимаю, вы волнуетесь. Вы готовы выбрать нового духовного лидера?
– уточнила женщина.
– Как только, я к вам обращусь, вы назовете цифру одного из агитационных роликов, которые увидите еще раз.
– Зябликов!
– Номер три!
– Ваш голос принят.
Так по очереди она опросила каждого. И все, не задумываясь, повторили за Зябликовым – номер три. После того, как их голоса были зафиксированы, женщина так же неожиданно исчезла с экрана, как и появилась.
***
По пути домой Андреев снова оказался на глиняной земле. Витька выгружал оставшуюся глину из телеги. Буйный сидел на пороге дома. По его темному закопченному лицу стекали струйки пота. Он лениво вытирал лоб, но все равно покрывался испариной.
– Не думал, что буду скучать по жрецу, - поделился Буйный. – Ты, посмотри, сюда теперь прибывают редко, но никто и не покидает. Так скоро и глины не останется.
Витька не успел ответить, как послышались чьи-то напористые шаги. Буйный приподнялся, осмотрелся. Витька продолжал трудиться. Шаги стали еще более уверенными. Андреев тоже их слышал. Он начал озираться по сторонам вслед за Буйным.
– Кто здесь?! – спросил Буйный.
Ответа не последовало. Андреев вздрогнул, когда увидел силуэт Просова. Он стоял сбоку лачуги, прислонившись к стене. Было темно. Но Андрееву показалось, что он ухмыляется. Это нарисовало его воображение, а может, и не нарисовало… Андреев перестал понимать, что в действительности он видит и чувствует.
– Андреев, я рад, что вы не забываете эти места, – послышался голос Просова.
– Ты меня видишь? – удивился Андреев.
– Я все вижу, - гулко захохотал он.
Андреев ринулся к нему, чтобы отвесить тумаков. Просов не шелохнулся. Он продолжал смеяться, схватившись за живот.
– Ты думаешь, все так просто? Например, мне вот так навалять? – ехидно спросил Просов.
Андреев замахнулся, но так и остался, застыв, как восковая фигура. Просов смотрел на него взглядом охотника, поймавшего добычу.
– Ты уже оценил мою задумку? Как думаешь, для чего я устроил там именно такую реальность, а не другую?
– Просов, я не знаю. Я вообще никакой логики в твоих поступках не вижу, - выдавил Андреев.
– Что тебе от нас надо?
– Я все уже объяснил.
– Ты такой могущественный, ты можешь взять к себе на подмогу кого угодно. Они будут слушать тебя.
– И вы будете. Мы же когда-то сотрудничали, - подмигнул Просов. – Знаешь, смерть неизбежна, как, впрочем, и рождение. Ты еще не понимаешь, как важно – правильно умереть и попасть туда, куда нужно. Шакьямуни говорил, что жизнь – это страдание. Но после жизни ждет еще большее страдание, и ты об этом еще узнаешь.
– Узнаю. И дальше что?
– Ох, ты еще не представляешь, как здесь все устроено, - вздохнул Просов.
– Важно оказаться в правильном месте.