Мы все под подозрением
Шрифт:
– Ольгерд приставал к Монике?
– Наоборот...
– Что наоборот? Отталкивал ее с отвращением?
– Глупости. Перестань меня прерывать. Там был Збышек с какой-то бабенкой. Обращался к ней очень нежно.
Я почувствовала себя глубоко взволнованной этим.
– А что говорил!
– Подожди, надо вспомнить. Говорил: «Котик, не беспокойся, я все улажу. Все будет хорошо, никто не узнает...» А потом еще несколько раз повторил «любовь моя» с перерывами...
– Любовь моя с перерывами? Что это значит?
– Не любовь с перерывами,
– Что? А, конечно, делала...
– Вот именно. Ты не представляешь, как я была удивлена. Збышек!
Образец добродетели! И меня чертовски интересует, кто это был с ним.
Сначала я решила, что это Моника, но, во-первых, никак не могла связать ее с «котиком», а во-вторых, оказалось, что Моника все это время сидела у Витека в кабинете вместе с Ольгердом. Как ты думаешь, кто это был?
Я ничего не сказала, потому что думать тут было не о чем. Я знала, кто это был, так же хорошо, как то, что Алиция подозревает меня. Я покачала головой.
– Вопреки твоим предположениям, это была не я. Мои контакты со Збышеком в прошлом, впрочем, они никогда не доходили до стадии нежного шепота. Во всяком случае, не на территории мастерской. Что ж, это очень интересное сообщение...
– И что теперь? – спросила Алиция, потому что я долгое время молчала, стараясь привести мысли в порядок. Это не очень хорошо получалось, потому что царящая вокруг суматоха совершенно не способствовала мышлению.
– Теперь буду говорить я, – решительно сказала я. – Ты слушай и в нужные моменты вмешивайся. Может, из этого что-то получится... Тебя еще не допрашивали?
– Нет.
– Это хорошо. Меня уже, и я не могу отделаться от ощущения, что если бы немного подумала, то все уже знала бы. Такое мучительное ощущение!..
Послушай, они знают о нас невероятно много, значительно больше, чем мы сами. И события, которые происходят, прекрасно свидетельствуют об этом.
Можно было бы допустить, что все мы закладываем друг друга, но кто-то же должен был начать первым. Первым допрашивали Януша, который ничего не знает о делах Данки, Каспера, Моники... Знал только обо мне, но поклялся, что ничего обо мне не говорил, и я ему верю. Следующей была я, и со всей решительностью утверждаю, что они оказались прекрасно информированы.
Откуда?..
– Именно поэтому я не могу избавиться от идиотского ощущения, что они разговаривали с покойником, – недовольно сказала Алиция.
– Я боюсь, что твое ощущение не лишено оснований. Попробуй проанализировать, откуда оно берется и когда впервые возникло.
– С какого времени появилось ощущение?
– Да.
– По-моему, это все началось с Каспера... Я точно знаю, что Каспер в пьяном виде плакался в жилетку Столяреку относительно своих чувств к Монике. Мне он тоже плакался...
– Подожди! – прервала я ее. – Я уже нахожусь на финишной прямой! Кто больше
– Я должна подсчитать?.. – забеспокоилась Алиция.
– Нет, необязательно. Данка не сказала, Ярек не успел. Кто знал о моих финансовых махинациях с Тадеушем? Веслав, Януш и я. Ну и, конечно, Тадеуш. Януш ничего не сказал, я – тоже, Веслав не сказал...
– Откуда ты знаешь, что Веслав?..
– В то время он еще не разговаривал с ними... Тогда кто остается?
Последний человек: покойник! Хорошо, хорошо, я знаю, что это нонсенс, но в этом что-то есть... Ну, теперь ты!
– Подожди, – сказала Алиция, нахмурившись. – Действительно... Не нашли ли они, случайно, чего-то среди вещей Тадеуша?
В эту минуту на меня, наконец, снизошло озарение, которое должно было бы снизойти уже давно.
– Алиция, ты гений! – в восторге вскричала я. – Ты восьмое чудо света!
– Что ты говоришь, – вежливо удивилась Алиция и вопросительно уставилась на меня.
– У Тадеуша была записная книжка. Большая зеленая записная книжка, вся исписанная, прекрасно мне знакомая, потому что там, кроме всего прочего, записывались и наши с ним расчеты. К чему еще могли относиться подслушанные мной слова: «нужно это подробно изучить...», если не к найденной милицией этой записной книжке?!
– Ну хорошо, – с сомнением сказала Алиция. – Но он, наверное, не вел в записной книжке дневника, касающегося дел сослуживцев?
– Дай мне сосредоточиться, что-то у меня снова начинает вырисовываться. У меня появляются какие-то странные подозрения...
Я немного поколебалась, потому что подозрения были не очень приятные, и продолжала:
– Он знал о разных людях много компрометирующих сведений. Казик... этим объясняется все, что касается Казика... И эти крики Рышарда... Иначе, почему все одалживали ему деньги?
Мы обе замерли, глядя друг на друга, потом Алиция громко и протяжно свистнула.
– Я должна вернуть тебе твои слова, – сказала она. – Ты гений!
***
Вследствие длительных интенсивных размышлений ноги у нас окончательно одеревенели. После того как мы совершили под этим зеркалом ошеломляющие открытия, наше напряжение, видимо, ослабело, и теперь состояние наших ног значительно влияло на работу мыслей.
– Это значит, что тот, который имел больше, имел больше, – сказала Алиция, безнадежно оглядываясь вокруг. – Сядем где-нибудь, ради Бога! Я больше не могу.
– Сядем, при условии, что сидя ты будешь продолжать рассуждать дальше, – категорически потребовала я, хотя сама чувствовала себя не лучше.
– Сидя – все что угодно! – поклялась Алиция. – А пока я вообще перестаю понимать, что ты мне говоришь Поэтому я перестала говорить, но прежде чем мы расстались, в вестибюль влетела Иоанна.