Мы все порой смотрим на звезды

Авилкин Иван

– А что, это большая шишка? – поинтересовался Дима.

– Как сказать, – задумался Митч, – он главный для всех храмов в Москве, второй после Патриарха.

– Обычно, у нас в стране, когда с визитом наведывается сам второй после первого, ничего хорошего не предвидится, – заметил Дима, намекая на усиливающуюся тревогу на лице Настоятеля.

– Церковь – тоже часть нашей страны, – Митч еще никогда не называл Россию своей страной, так что ответ до глубины души поразил и удивил Диму. Но, только он хотел открыть рот, чтобы разузнать причины такой перемены, в дверь трапезной забежал взъерошенный молодой

парнишка лет двадцати и закричал: «Приехал!». Настоятель мгновенно встал со своего места и направился к выходу встречать гостя.

– Нам делать нечего, – Митч пригласил Диму к выходу. Тот не стал поправлять японца, видя, как заспешили к выходу многие из гостей, включая певчих, благоразумно решив потратить оставшиеся секунды, чтобы выпить еще морса.

***

Оказавшись на улице, гости выстроились в ряд вдоль дорожки, почтенно склонив голову. Мимо них важно проплыл Владыка Митрополит, направляясь в помещение трапезной, окруженный многочисленными помощниками в рясах и сопровождаемый отцом Иоанном. Маленькие заплывшие глаза Митрополита жадно смотрели на склонившихся перед ним присутствующих, наслаждаясь собственным величием. Огромный золотой крест его тяжело свисал с шеи, отблескивая на солнце. Пройдя мимо Митча, он жестом подозвал к себе Настоятеля и, как бы шепотом, но слышно для всех спросил: «Что это еще за китаец?».

– Брат Михаил… алтарник. Он… из Японии, – делая несвойственные ему большие паузы, пояснил отец Иоанн, с гордостью делая акцент на происхождении Митча.

– У нас что, своих алтарников нет, что мы из Японий выписываем? – с укором отметил Владыка, заходя внутрь. Отец Иоанн ничего не ответил, по крайней мере, пока его ответ мог быть услышан на улице.

Среди оставшихся снаружи повисла гробовая тишина. Каждый думал о своем, не решаясь нарушить всеобщее молчание. Дима же, пытаясь переварить увиденное, все же являлся здесь лицом сторонним и не вовлеченным в жизнь общины.

Он всеми силами отгонял впившуюся в его голову мысль: «интересно, а Владыко тоже любит овечий сыр?».

…о Митче

Когда последний из окружения Митрополита с грохотом закрыл за собой дверь, стоявшие на улице, как по команде «отомри!» из старой детской игры, одномоментно вышли из оцепенения и стали полушепотом обсуждать случившееся.

Казалось, что услышанное пару минут назад никак не затронуло Митча. Он все также беззаботно улыбался, стараясь всячески дать Диме максимальную заботу и внимание на новой, неизведанной для него территории. Не особо погружаясь в разговоры людей, стоящих рядом около уютного цветника, он просто стоял, просто был, просто наслаждался происходящим.

Дима знал Митча как научного сотрудника института, знал Митча, с воодушевлением рассказывающего за обедом о своих духовных поисках, знал Митча, глубоко осмысливающего каждый негативный жест в свой адрес, пытаясь объяснить и оправдать поведение обидчика. Но сейчас перед Димой стоял совершенно иной человек, легкий, спокойный, скинувший огромный груз ответственности со своих худощавых плеч.

Это и беспокоило. Не только Диму. Еще одна пара глаз с тревогой смотрела на обновленного брата Михаила.

– Митч, нам есть о чем поговорить? – серьезно и глядя в глаза

спросил Дима, отведя друга в сторону от шумной компании.

– Возможно… скоро, мой друг, – сохраняя улыбку, ответил японец.

– Тогда предлагаю прогуляться и обсудить последние новости.

– Не сегодня, – искренне извиняясь, ответил Митч, – я бы хотел еще немного побыть здесь, один.

– Тогда я поехал, у меня доклад на носу, не обидишься? – Дима вдруг почувствовал непреодолимое желание покинуть это место. С каждой минутой без ответа на свои вопросы, проведенной рядом с Митчем, ему становилось неуютнее. Нужно было перевести фокус внимания на что-то другое.

– Нет, что ты, – кивнул Митч, – был очень рад тебя видеть! И береги свой нос!

На этих словах друзья крепко пожали друг другу руки, Митч приобнял Диму, и они разошлись.

Не успев выйти за территорию храма, Дима услышал приближающиеся сзади шаги. Обернувшись, он увидел знакомую певчую, с тревожным взглядом идущую следом:

– Дима, подожди-те!

Дима замедлил шаг. Поравнявшись с ним, девушка продолжила:

– Можно нам поговорить? – и немного отдышавшись, добавила, – о Митче.

– Конечно, – ответил Дима и предложил найти более спокойное и тихое место для беседы. Буквально за углом, в стороне от основной дороги, нашлось небольшое кафе-кондитерская, где пара и разместилась в уголке подальше от ненужных глаз. Девушку звали Алена, и после нескольких неуютных фраз на «вы», было решено перейти на «ты».

– Так ты друг и коллега Миха… Митча, – уточнила Алена, – Он много про тебя рассказывал, называя своим другом. Судя по его словам, вы очень близки.

– Да, – кивнул Дима, – мы восемь лет знакомы. Собственно, в том, что Митч смог прижиться здесь, в России, во многом моя заслуга… И немного Горина, нашего научного руководителя, – улыбнулся Дима, показав пальцами правой руки жест чего-то маленького, – только совсем маленькую капельку… И можешь называть его Михаилом. Похоже, с Митчем мы скоро попрощаемся.

– Почему ты так думаешь? – Алена явно вела разговор в нужную себе тему. И Дима, научившись за последние годы немного разбираться в людях, начинал понимать нить разговора:

– Так, предлагаю ответ за ответ, – решил он взять инициативу в свои руки, – а то становится похоже на допрос.

Алена, нехотя, согласилась.

– В чем твой интерес?

– Буду честна с тобой. Я когда пришла в храм и увидела невысокого, худощавого японца-алтарника, глазам не поверила, – немного погодя, начала Алена из самого далека, – думала, шутка такая. Вспомнился сразу фильм Ивана Охлобыстина про священника из Японии. Но одно дело – фильм, совсем другое – жизнь настоящая.

– О да, фильм знатно подпортил настроение Митчу. Кто-то из коллег в Институте даже постер нарисовал к продолжению фильма, вклеив в него лицо Митча, – рассмеялся Дима и, добавив артистизма в свои жесты, произнес, – Даже слоган придумали: «Иерей-сан два, возвращение самурая».

– Но потом я разглядела удивительный свет и чистоту помыслов в его глазах, – не замечая специально для нее сыгранный спектакль, продолжала Алена, – какую-то неземную заботу, которой он умеет окружить любого.

Алена даже закатила глаза на мгновенье, мысленно примерив эту заботу на себя. Затем она продолжила: