Мясной Бор
Шрифт:
Такое обращение к вождю согласно нормам партийной морали не употреблялось, но в устах Гальдера оно звучало как обращение к генералу более высокого ранга, и ефрейтору Гитлеру импонировало вполне.
— Хорошо, — сказал Гитлер и удовлетворенно кивнул. — Я назначу день отъезда.
Он приподнялся со стула и оглядел уже стоявших соратников по его борьбе.
— Сегодня Троица, — напомнил Гитлер. — Мы отнюдь не религиозны, но чтим этот день как народный праздник. Надо соблюдать немецкие обычаи, товарищи, но обязательно наполнять их партийным, национал-социалистским
Гитлер откровенно улыбнулся. Он радовался поводу заказать личному кондитеру грандиозный торт.
Командующего фронтом Хозина ободряло то обстоятельство, что Ставка без обиняков согласилась на отвод 2-й ударной и на переход армии Сухомлина к жесткой обороне. С погостьевским направлением все ясно. Там надлежало ждать лучших времен. Теперь отвести войска генерала Власова к Мясному Бору и забыть о том, что он, генерал Хозин, не только не пробился к Ленинграду, но и не сумел взять Любань.
А как быть с тем, что дал Верховному слово? Выходит, обманул? Можно и помягче: ввел в заблуждение, не оправдал доверия, подвел, переоценил себя, не разобрался в обстановке… Все равно плохо, хуже некуда.
«Товарища Сталина нельзя обманывать… Товарища Сталина нельзя обманывать…» Дикая и бесспорная по смыслу фраза рефреном звучала в сознании Хозина в эти майские дни. Он остановил уже наступление 54-й армии, но почему-то медлил с отводом 2-й ударной, будто нарочно давая немцам время окончательно разобраться в обстановке, разгадать намерения русских и предпринять маневр освободившимися в районе Погостья частями.
Только 18 мая, через четыре дня после получения разрешения об отводе, командующий фронтом связался со штабом армии и узнал, что отвод может быть начат не ранее 22 мая — не готовы транспортные коммуникации к новым рубежам.
— Почему же вы так долго тянете с дорогой? — довольно резким тоном спросил Михаил Семенович у Власова.
— Нам приходится делать дорогу из сплошного настила бревен, — ответил генерал-лейтенант. — И на большое расстояние… Ведут строительство только два дорожных батальона неполного состава. Никак не справляются.
— С таким сроком согласиться не можем, — возразил Хозин. — Обстоятельства против нас. Они требуют форсировать строительство дороги. Почему вы надеетесь только на дорожные батальоны? У вас много тыловых учреждений. Немедленно мобилизуйте их! Надо к исходу 20 мая дорогу закончить… Действуйте решительно и энергично!
Из Малой Вишеры положение, в котором находилась 2-я ударная, казалось не столь трагическим. Легко было отсюда говорить о тыловиках, которых уже давно поставили в строй, на место выбывших воинов. На шее армии висело также огромное количество тяжелораненых бойцов и командиров. Их не сумели вывезти по санному пути, постоянные бои увеличивали число страдающих обитателей медсанбатов и госпиталей.
Но генерал Хозин судил обо всем по сводкам. Во 2-ю ударную он так ни разу и не выбрался, собственными глазами увидеть болотный ад, в котором находилась армия, не удосужился.
Конечно, уже с наступлением весны все силы надо было бросить
Во все периоды Любанской операции инженерное обеспечение армии было организовано из рук вон плохо. Саперные и дорожные батальоны никогда не были укомплектованы по штатам, особенно не хватало транспорта и специальных машин, дороги строили вручную. Можно упрекнуть, разумеется, и командование, оно могло использовать на строительстве и другие технические части, вообще пораньше заняться путями-дорогами, ведь приказ о том был отдан фронтом еще в марте.
Трудно объяснить, почему за дороги взялись так поздно. Тут, наверно, сказалась надежда прорваться все-таки к Любани — вот и будет тогда в наших руках Октябрьская железная дорога на участке до Малой Вишеры, а оттуда и до самой Москвы. Зачем тогда лежневки и гати в болотах? Ведь в те дни во 2-й ударной никто не думал об окружении. А силы тратились уже последние. На строительство спасительных дорог их уже недоставало. В дороги и генерал Хозин поверил, подгонял Власова ежедневно. Тут случился разговор с генералом Бодиным, представителем Генштаба, который прибыл в штаб фронта, чтобы на месте разобраться в обстановке.
— Отсутствие дорог, — говорил Хозин, — нас держит. Без путей отвода нечего и думать о благополучном проведении в жизнь директивы Ставки. Это было бы равносильно тому, что согласиться бросить в болотах всю материальную часть, артиллерию и автотранспорт и продолжать воевать с одними винтовками. Этого допустить мы никак не можем. Как только будет готова еще одна дорога, помимо узкоколейки, по которой вывозим раненых, тогда операцию по отводу армии проведем быстрее и организованнее.
— Как же вы собираетесь это делать? — спросил Бодин.
— Сначала выведем материальную часть и тылы западной группы армии Коровникова, — объяснил . Михаил Семенович. — Кое-какие части уже здесь, за пределами горловины. Четыре дивизии, а также кавкорпус, правда без артиллерии, перебрались к Мясному Бору. Затем очередь тылов Второй ударной… После чего развернем оставшуюся артиллерию по линии река Кересть, Ольховка, Финев Луг и начнем отвод армии Власова по рубежам, одновременно создавая кулак для нанесения удара по противнику в выступе Спасская Полнеть — Приютино.
— План толковый, — согласился представитель Генштаба. — Только вот позволят ли вам немцы тянуть это дело дальше? Товарищ Василевский поручил мне сообщить: Ставка требует немедленного выполнения ее директивы!
Генерал Бодин как в воду глядел. 21 мая в журнале боевых действий группы армий «Север» появилась запись: «Движение в месте прорыва западнее Волхова все больше свидетельствует о том, что советское командование готовится отвести войска из района вклинения». И соответствующий практический вывод: «С 22 мая на всех участках начинается наступление сильных ударных частей, направленных на сужение волховского котла».