Мясной рулет. ВСТРЕЧИ С ЖИВОТНЫМИ

Даррелл Джеральд

– Я только попробую, можно?
– сказал я.
– А не выйдет - переделаю все по-старому. Я… я даже готов работать в выходной день.

– Ну зачем же!
– мистер Ромили даже возмутился.
– Нельзя просиживать целые дни в четырех стенах. Вы еще так молоды… вам нужно побегать, поразвлечься. Ну, так и быть, попробуйте, а там посмотрим.

На это дело у меня ушел почти целый день - приходилось еще обслуживать покупателей, которые заходили купить тубифексов, дафний, а иногда и древесную лягушку, чтобы пустить ее в свой пруд, или что-нибудь другое. Я трудился над этим гигантским аквариумом как одержимый. Я нагромоздил пологие дюны из песка и мощные скалы из прекрасного гранита. В долинах среди гранитных

скал я раскинул леса валлиснерий и еще более нежных и пушистых водорослей. А по поверхности пустил маленькие белые цветы, которые плавали в воде, как крошечные белые кувшинки. За камнями и песком я скрыл обогреватель, термостат и аэратор - красотой они не блистали. Когда же я снова пустил в аквариум сверкающих алых меченосцев, блестящих черных моллинезий, серебряных молоточков и горящих, как праздничная иллюминация, неоновых тетра и взглянул со стороны на дело рук своих, должен признаться, я был глубоко потрясен собственной гениальностью. К моему огромному удовольствию, мистер Ромили пришел в неописуемый восторг.

– Изумительно, изумительно!
– воскликнул он.
– Просто изумительно!

– Недаром говорится, мистер Ромили, что хорошему ученику нужен хороший учитель, - сказал я.

– О, вы мне льстите, вы мне льстите, - сказал он, игриво грозя мне пальцем.
– В данном случае ученик превзошел своего учителя.

– Ну, этого я бы не сказал. Но надеюсь, когда-нибудь смогу сравняться с вами.

С тех пор мне было разрешено оформлять все аквариумы и все клетки. Между нами говоря, я уверен, что мистер Ромили почувствовал большое облегчение, когда избавился от утомительного занятия - вымучивать из себя какие-то идеи при полном отсутствии художественного вкуса.

После недолгих поисков я выбрал маленькое кафе неподалеку от магазина и обычно обедал там, тем более что там оказалась славная официантка, которая за пару добрых слов приносила мне всегда больше сосисок, чем полагалось на одну порцию, и неизменно предупреждала меня о смертельной опасности, таившейся в сегодняшнем ирландском рагу. Однажды, отправляясь обедать, я открыл самый короткий путь в свое кафе. Это была узкая улочка между большими магазинами и высокими домами. Она была вымощена булыжником, и стоило мне свернуть туда, как я чувствовал, что переношусь в старый диккенсовский Лондон. Часть улочки была окаймлена деревьями, а дальше тянулся ряд маленьких лавчонок. Тогда-то я и сделал открытие: у нас не единственный зоомагазин в этом районе. Я набрел на владения Генри Беллоу.

Грязноватое окно его лавочки занимало не больше шести квадратных футов и уходило фута на два в глубину. Сверху донизу оно было уставлено маленькими клеточками, и в каждой из них сидели одна-две птички: зяблики, овсянки, чижи, канарейки или попугайчики. Под клетками окно было покрыто толстым слоем шелухи и птичьего помета, но сами клеточки были безукоризненно вычищены: на каждой из них красовались пучок салата или зеленая веточка, а также белая этикетка, на которой неровными печатными буквами была выведена надпись: "Продано". Стеклянная дверь лавочки была занавешена пожелтевшим от старости тюлем, а за стеклом висела картонка с готической надписью: "Добро пожаловать". Обратная сторона этой картонки, как мне предстояло узнать, с той же вежливостью извещала: "Сожалеем, но сегодня закрыто".

Торопясь по неровной мостовой к своим сосискам, я ни разу не видел, чтобы хоть один покупатель входил в эту дверь или выходил из нее. Вообще можно было подумать, что в этой лавке все вымерли, и только птички в окне время от времени сонно перепархивали с жердочки на жердочку. Проходили недели, и меня стало разбирать любопытство: почему это люди не забирают птичек, которых они купили? Быть того не могло, чтобы разные владельцы тридцати с лишним разнообразных птичек

вдруг, все как один, решили, что они им ни к чему. А если уж произошло такое маловероятное событие, то почему не сняты ярлычки с надписью "Продано"? В обеденный перерыв мне никогда не хватало времени, чтобы расследовать эти таинственные обстоятельства. Но однажды мне наконец повезло. В тот день мистер Ромили порхал по всему магазину, мурлыча: "Я пчелка трудовая…", а потом спустился в подвал, и оттуда внезапно донесся душераздирающий вопль. Я заглянул вниз, соображая, что я там наделал или недоделал.

– Что случилось, мистер Ромили?
– осторожно спросил я. Мистер Ромили показался внизу, держась руками за голову в совершенном отчаянии.

– Ах, я тупица!
– выговорил он речитативом.
– Безмозглый, безмозглый, безмозглый тупица!

Поняв, что я тут ни при чем, я несколько приободрился.

– А что случилось?
– спросил я заботливо.

– Тубифексы и дафнии!
– трагически воскликнул мистер Ромили, снимая очки и лихорадочно протирая стекла.

– Наверно, запасы кончились?

– Вот именно, - произнес мистер Ромили похоронным голосом.
– Какая глупость с моей стороны! Какая вопиющая небрежность! Выгнать меня нужно. Нет, другого такого тупицу не сыскать…

– А разве их нельзя достать еще где-нибудь?
– спросил я, прерывая словесное самобичевание мистера Ромили.

– Но их же всегда присылают с фермы, - возопил мистер Ромили, как будто я был посторонний и нуждался в объяснении.
– Их присылают каждую неделю, когда я заказываю. А я - я, безнадежный идиот, - я забыл их заказать!

– Но разве их нельзя достать в другом месте?
– спросил я.

– А гуппи, и меченосцы, и черные моллинезии - они ждут не дождутся своих тубифексов, - продолжал мистер Ромили, преисполняясь истерической жалости к самому себе.
– Они так о них мечтают! Нет, я не смогу взглянуть рыбкам в глаза! У меня кусок в горле застрянет, когда я увижу их бедные мордочки за стеклом…

– Мистер Ромили, - решительно перебил я.
– Можно ли достать тубифексов где-нибудь еще, кроме фермы?

– А?
– сказал мистер Ромили, уставившись на меня.
– В другом месте? Но их же всегда присылают с фермы… Погодите, погодите… Я начинаю понимать… Да-да.

Он с трудом взобрался по деревянной лесенке, вытирая пот со лба, и вылез наверх с видом единственного человека, оставшегося в живых после обвала в шахте. Он окинул комнату блуждающим, трагическим взглядом.

– Но где же?
– произнес он наконец в отчаянии.
– Где?

Я взял инициативу в свои руки.

– Может, у Беллоу?
– сказал я.

– Беллоу? Беллоу?
– повторил он.
– Абсолютно неделовой человек. Торгует птицами. Вряд ли у него что-нибудь найдется.

– Но ведь попытка не пытка, - сказал я.
– Может, я все-таки схожу узнаю?

Мистер Ромили задумался.

– Ну, ладно, - сказал он наконец, отворачиваясь от рыбок, которые сурово глядели на него через стекла аквариумов, - возьмите десять шиллингов в кассе и возвращайтесь поскорее.

Он дал мне ключ от кассы, упал на стул и скорбно уставился на свои начищенные до блеска ботинки. Я открыл кассу, взял бумажку в десять шиллингов, заполнил чек: "10 шил.
– тубифекс", положил его в кассу, запер ее и сунул ключ в бесчувственную руку мистера Ромили. Не прошло и минуты, как я уже протискивался в толпе покупателей, глазеющих на витрины; я торопился к лавочке Беллоу по широкому тротуару, а громадные красные автобусы громыхали мимо с целой свитой такси и других машин. Я добрался до маленькой улочки, свернул за угол - и меня внезапно обняла мирная тишина. Грохот автобусов, шарканье подошв, визг тормозов и кряканье клаксонов заглохли, стали почти прекрасными, как отдаленный рокот прибоя.