Мясорубка Фортуны

Вешнева Ольга Михайловна

Я понимал, что исчадие зла мне придется убить. Я поклялся Бажене защищать волшебный край. Да и ад на полюбившейся прекрасной земле был мне не нужен.

История повторялась витком спирали. Я вновь стал частью борьбы за выживание в вампирском мирке: кто-то собирается убить меня, а кого-то собираюсь убить я, как в старое недоброе время.

— Во всем виновата Маринка, сволота ленинградская. Хитрая стерва… — Филипп выразился бы жестче, если бы его не смущал мой культурный тон. — Колхозная зоотехничка. Мы с ней встретились на отдыхе в Крыму. Я притворялся женатым, носил обручальное кольцо. Я ей сказал четко и ясно, никаких детей. А она мне,

что ты, какие дети… Наврала про бесплодие. Если бы знал, что одинокая дуреха мечтает родить от городского интеллигента… я бы… — он прокашлялся и сомкнул потрескавшиеся губы в улыбке. — Ее, видишь ли, не устраивали колхозные пьянчуги. Она боялась их генов… Ха — ха. И получила хрен пойми чего вместо ребенка. Как родила, прислала мне телеграмму. Денег, мол, у тебя не прошу, но знай, что в деревне Питюкино под Ленинградом растет твоя дочка Лиза. И так двадцать лет Маринка мне письма шлет. Я никогда на них не отвечал. Самое интересное письмо она прислала в июне позапрошлого года, сообщила, что наша дочка поступила в юридический институт. Разогналась, что я оплачу дорогостоящую учебу. А я ей в первый раз написал ответ: «Шиш тебе без масла, дура».

— Это нехорошо, Филипп, — я покачал головой. — Не мне тебя учить, но подумай сам: за всю жизнь ты не совершил ни одного богоугодного дела. Скоро твоя душа покинет земную обитель. А Страшный Суд нельзя подкупить. Ты предстанешь перед Господом не с иностранной валютой в карманах, а с горой смертных грехов на закорках. Одумайся, пока не пробил час. Твоя дочь живет в нищете. Оставь наследство ей, а не Джанику Саркисову. У него денег не то, что куры не клюют — гуси давно обклевались.

— Ей нельзя сюда приезжать. Всякое может случиться, — Филипп многозначительно посмотрел на стакан с кровью. — Я хочу, чтобы она была человеком.

— Лучше ли будет, если там ее найдут вампиры? Или если там в ней проснется жажда крови? В нашем сообществе принято обучать новичков. Мы не выпускаем их в опасный мир, пока не подготовим к тяготам вампирского бытия. Переделай наследство, Филипп. Я буду присматривать за твоей дочерью, помогать ей. И сохраню тайну ее происхождения.

— Не уверен, что тебе можно доверять, Тихон.

— Ты прожил больше ста лет. Иное доказательство излишне, — с притворным коварством усмехнулся я.

— Даппо! Даппо! — громко прохрипел Филипп.

Сэнсэй вбежал, держа наготове обнаженный меч.

— Тащи нотариуса! Живо! Я меняю завещание!.. А его, — Филипп указал на меня трясущейся левой рукой, — выведи вон.

Глава 4. БОЛЬШАЯ ОХОТА

Прибытие в город наследницы Филиппа перечеркнуло планы самураев. Напрасно Даппо, Сатибо и Юми паковали чемоданы и приобретали авиабилеты. Несладко пришлось и тем заводским работникам, которые не планировали уезжать из волшебного местечка.

Новая властительница разбила вековые устои, ввела странные порядки и перевернула карьерную лестницу. Опытное старое поколение, за исключением Даппо, посвящавшего ее в тонкости ведения бизнеса, оказалось в опале, а неумелая молодежь — в фаворе. Четверых самураев Лиза повысила в должности и определила в личные телохранители. Счастливые лоты достались пронырливым Яматори, а также их скромным друзьям — парню Мираи Миядзаки и девушке Ичи Камири.

Я держался на порядочной дистанции от них, проводил тщательную разведку. Понимал, чтобы убить наследницу зла, нужно близко подобраться к ней, когда рядом не будет охраны. Но хитрые самураи круглосуточно оберегали ее. А работники завода тем временем величали ее исчадием ада, а также стервой, ведьмой и шлюхой. Как тут было не поверить в пророчество

Адской Птицы!

Такая волокита продолжалась до одной промозглой хмурой ночи. Изрядно проголодавшись, я пришел за едой на мясокомбинат и встретился в проходной с печальным исполнительным директором.

— Сочувствую, Тихон, — поежился сгорбленный Даппо. — Придется тебе идти в лес. Хозяйка запретила тебя кормить.

— Меня самого съедят в лесу, — в расстройстве я уронил сумки с пустыми «бадейками». — Помилуйте, Сэнсэй. Поговорите с хозяйкой. Намекните ей, что я полезен.

— Говорил я с ней. И намекал. А она меня обматерила. На том разговор и закончился. Что за напасть на мою бедную седину?!! — Даппо обхватил голову руками. — Хозяин был строг, а хозяйка и подавно сущий дьявол в юбке. Не видать мне Тибета до конца моих дней. А ты шел бы в лес, Тихон. Не то хозяйка чего хуже для тебя выдумает. Она приказала везде понаставить видеокамеры, и сегодня я заключил договор с подрядной организацией на установку ста пятидесяти видеоточек на территории мясокомбината… Сумасшедшее количество… — он побродил глазами под низким потолком. — Уходи, Тихон. Вот мой добрый совет.

— Благодарствую, Сэнсэй, — обиженно процедил я, кланяясь.

Даппо ответил низким поклоном. Печальный и мрачный, словно математик, признавший свою неспособность доказать собственную теорему, я побрел к выходу.

Сумки с пустыми бутылями я оставил в проходной. В одночасье они стали бесполезным, ненужным багажом.

Возможно, мне следовало убедить Даппо мне помочь, попросить его рассказать Лизе, благодаря чьим стараниям она получила отцовское наследство. Нет, эти разговоры стали бы пустой тратой времени. Помнится, Лаврентий сказочно разбогател благодаря мне. И как он меня отблагодарил?

— Ариведерчи, — засмеялась Юми.

Обернувшись, я увидел ее стоящей на крыше складского помещения в компании злобно ухмыляющегося брата. Для услады хозяйкиных глаз Яматори надели стерильные форменные костюмы темно-синего цвета, и убрали волосы под специальные шапочки.

— Ресторан для вампиров закрыт, — по-гиенски хохотнул Сатибо.

— Гуляй на свежем воздухе, толстячок! Растрясай жир в лесу! — Юми отправила мне воздушный поцелуй и снова залилась язвительным смехом.

От ответных колкостей я воздержался.

Несколько ночей подряд я оправдывал прозвище Бродячий Пес. Ходил вокруг бетонной крепостной стены мясокомбината с несчастным видом голодной дворняжки, жалобным взором заглядывая в объективы поселившихся на заборе видеокамер.

Наивно было уповать на милосердие дьяволицы. И все же я надеялся, что мои печальные светящиеся в ночи глаза и невтягивающиеся от голода клыки, порой мелькавшие в моей скорбной улыбке, расшевелят в ее безжалостной душе потухший уголек человечности. Надежда на милосердие хозяйки мясокомбината умерла в ту ночь, когда впервые ощутимо свело от голода живот, и перестали согреваться руки. Тогда я все-таки решил последовать совету мудрого Сэнсэя, то есть поискать ужин в лесу.

Однако с лесной охотой у меня сразу не заладилось. Как довелось мне выяснить на горьком опыте, если сражения с себе подобными или пробежка длиной километра в два на нелюбимой чумовой скорости у меня еще получались неплохо, то к длительному преследованию увертливой добычи я оказался не очень-то пригоден. Хоть память и хранила сцены всех былых охот, а прыть была уже не та, да и сноровка оставляла желать лучшего. К тому же на третьем километре я неизбежно выдыхался и падал ниц, хватая воздух ртом. Я был готов пить из мутной лужи, только чтобы смочить пересохшее горло.