Мясорубка Фортуны
Шрифт:
— Я не отрицаю, что люблю покушать. Но по вампирским законам не положено есть земляков. Оттого мы уходим из родных земель, скитаемся по чужим лесам, — я артистично приложил руку к виску.
— По образованию я не юрист, а инженер. Не изучал я ваших законов.
— А ты поверь родственной душе. Даю честное благородное слово не кушать тебя и твоих близких. Представь себе, земляк, мог ли я для того сюда прийти, чтобы съесть вас и не разузнать, что делается на малой родине. Да я бы скончался от любопытства. Я пришел, чтобы завязать дружбу с любезным
— Я могу дать тебе понюхать гербарий дочери, — неожиданно предложил Василий.
— Премного благодарен, земляк. О большем счастии не смею мечтать, — я осторожно провел когтями по забору.
— Сейчас, — Василий побежал в дом.
Он должен был вернуться с ультрафиолетовым фонарем, однако он вправду принес гербарий и передал его мне.
Я открыл тетрадь и медленно втянул в себя воздух, зажмурившись. Терпкие запахи полевых цветов унесли меня в далекое прошлое, и опустили на сеновал в жаркие объятия крестьянки Дуняши.
Вздрогнув, я распахнул глаза и дико уставился на испуганного человека. Тот отступил.
— Назови мне свою фамилию, — прошипел я.
— Несмачный… — забормотал Василий. — Но я взял для оригинальности фамилию супруги. А моя, так сказать, де-девичья фамилия, — он безуспешно попытался найти подходящее слово. — Кузнецов. До революции все мужики нашей семьи работали кузнецами.
«Так и есть. Не подвело внутреннее чутье. Это МОЙ ПОТОМОК! Высшее произволение привело меня к родной семье. Да, это несомненно он. У него и тело по-барски рыхлое. Не кузнечьей он породы — моей».
— Твой пращур кузнец Гаврила был моим крепостным. Ох, славный был кузнец, а еще пущий оратор. Грамотой не владел, а речи толкал искрометные. Цицерона бы за пояс заткнул, — я решил, что потомка не обрадует известие о родственной связи с вампиром.
«Глазенки у него поуже моих, но тоже имеют серый оттенок. И усы жидкие — не довелось мне пощеголять с пышными усами», — я сравнивал облик Василия со своим человеческим портретом.
— Добрый день, — к забору подбежала Олеся.
— Отойди в сторонку, дочь, — испугался за нее Василий. — Это вампир.
— Правда — правда? — игриво подскочила девочка.
Я повесил на забор случайно порванную тетрадь.
«Еще одно мое потомство», — от радости у меня перехватило дыхание. — «Что за очаровательное дитя! Темненькая, черноглазая в мамашу, а мягкостью характера, как видно, в папашу уродилась. А глазки у нее так и крутятся. Видать, мое любопытство обитает в ее невинной душе».
— Я нисколько не желал стращать вас, юная мадемуазель, — с легким поклоном объяснился я. — Поболе сотни лет я грезил получить весточку из Лабелино. Там мой отчий дом, моя родина. Не бойтесь меня, дорогие земляки. На всю вечную жизнь даю зарок не кусать вас. Позвольте по вечерам
— Пап, а почему бы нам не подружиться с вампиром? — шепнула Олеся на ухо отцу. — Он нас по дороге не съел. Мы вроде как в долгу теперь у него.
— Так! Шо тута у нас за гость? — властно осведомилась Галина, спустившись с крыльца.
— Это вампир. Мы с ним дружить собираемся, — протараторила Олеся.
Галина смерила меня яростным взглядом. Я сделал жест, имитирующий снятие шляпы, и улыбнулся, показывая клыки. Разгневанная женщина дала подзатыльник мужу и потащила дочь к крыльцу.
— Шо еще за дружбу с упырем ты выдумал, Васятка? — заперев дочь в темном доме, Олеся вернулась за мужем. — Свихнулся, что ли совсем?
— Тихон — мой земляк, — Василий не позволил ей схватить себя за руку. — Он обещал не кусаться. И ты же сама меня просила, Галчонок, налаживать контакт с местным населением.
— Я не просила тебя приманивать сюда упыря. Он у нас всех клиентов пожрет. На шо мы жить будем?
Оставив растерянного мужа возле ступенек, Галина сбегала в дом и принесла охапку осиновых кольев.
— А ну, брысь! — она заорала на меня, как на кота, устроившего ночной концерт. — Брысь, кому говорю! — и принялась метать в меня колья.
Легко уклоняясь от них, я скрылся в кустах.
— Попробуй токо зайди сюда еще раз, вшивый упырь! — Галина перефразировала вывеску. — Я в тебя из дядькиного обреза пальну чесночиной бульбой!
— Ты чего пугаешь народ? — над ухом раздался сиплый женский голос.
Бархатные лапы закрыли мне глаза.
— Скорее, это народ меня пугает, — я поцарапал мягкую кору форзиции. — А ты почему не отдыхаешь днем, мохнушечка?
— Иваныч отправил меня в дополнительный рейд по случаю темноты, — лапы превратились в руки и соскользнули с моих глаз; голос стал звонче и нежнее. — Я наткнулась на твой след и решила сообщить приятную новость. Ближе к утру я буду ждать тебя на берегу Чудинки в месте сплетенных ив. Ты придешь?
— Приду, и отдам себя в полное твое распоряжение, ежели меня не удержит бедственный случай, — я повернулся к Альбине. — Только не влюбляйся в меня, пушистая малышка. Это все, о чем я прошу.
— Да не люблю я тебя, Тихон, — фыркнула она. — Не беспокойся. Я не собираюсь за тобой бегать.
— Тогда что за чувство, если не тоска влюбленной барышни, привело тебя ко мне?
— Я тебя уважаю. Угадай, за что?
— Представления не имею, что, кроме любви, способно объединить поросшего вековой пылью монархиста и дитя научного прогресса.
— Я уважаю тебя за то, что ты не охотишься в лесу, — Альбина взяла мою руку. — И вообще я трепетно отношусь к охране дикой природы. Нас с Федькой недавно приняли в экологическое общество. Нам выдали зеленые значки, майки и кепки с надписью: «Зеленый патруль».