Мятеж
Шрифт:
И это неизбежно, пока человечество вынуждено отвоёвывать себе каждый новый мир, бесконечно прятаться за границами Цепи и вечно скрываться от смертельной угрозы. Стоит хотя бы попытаться это переломить.
— Приказ по Крылу, начать прожиг на прыжок.
Кормакур старался не тревожить повреждённые рёбра лишними дыхательными позывами, и всё равно поминутно спотыкался об острый приступ боли. Было слышно, как дренажная трубка мучительно откачивает из плевральной полости подтекающую фторорганику, а сервоманипуляторы биокапсулы деловито позвякивают, пытаясь добраться через дичайший доступ к пробитому лёгкому.
Ещё бы вспомнить, где он сумел так
Там было не до собственного состояния, все думали только о выполнении приказа, о борьбе за живучесть саба. О том, чем закончится этот дайв для каждого из них, не думал никто.
Даже погружаясь в стазис, Кормакур продолжал скармливать тупоголовому кволу тактику стабилизации энергобаланса «Джайн Авы». И лишь пробудившись под тревожные сигналы биокапсулы, он почувствовал острую боль в области четвёртого левого межреберья.
Почему треклятая машинка никак не желает влить ему хотя бы местный анестетик? Волны боли чередовались с приступами удушья, и так по кругу, что сбивало и без того никакую концентрацию. Куцая гемисфера спасбота плавала у Кормакура перед глазами мутными пятнами, индуктор никак не желал стабилизироваться, в ушах звенело, мысли путались.
После пробуждения, пока отходил от последствий заморозки, Кормакур всё пытался восстановить в памяти картину финальных часов того дайва, начиная с детонации «глубинников», но из этого мало что выходило, полная премедикация в качестве одного из последствий давала жуткие провалы в воспоминаниях, если же поверх наложить криосон…
В памяти всплывали только какие-то разрозненные фрактальные структуры, хищно тянувшиеся к ним со всех сторон, а перед ними мерцало зеркало файервола, в который тараном раз от разу долбился их саб, и каждый этот удар нестерпимой болью отдавался в боку. Да, кажется, ребро было сломано уже тогда.
Но сейчас Кормакура волновало не оно, и не провалы в памяти, и не потерянная чувствительность ниже середины бедра. Он пытался понять, что с «Джайн Авой», что с командой.
А для начала, что со спасботом. Он молчал, хотя стандартная «вопилка» должна была штатно голосить в гравидиапазоне, а в итоге не отзывался даже навигационный квол. Молчали и пятеро остальных биокапсул, одна пустая, два человека в аварийном криосне, остальные двое горели зелёными огнями, но прочих признаков жизни не подавали.
Тогда Кормакур попытался вызвать второй спасбот, но на всех стандартных частотах стояла зловещая тишина, так что судьба ещё четверых оставалась неизвестной. Как никаких сигналов не поступало и от оставшихся на «Джайн Аве» капитана Дайса, коммандера Тайрена и флот-лейтенанта Хиллари. Следов «Махавиры» и её экипажа также в акустике не наблюдалось.
Не наблюдалось вокруг и малейшей активности Лидийского крыла, равно как и любых других террианских крафтов.
Убедившись, что по стандартным каналам связи никакой внятной информации он не получит, Кормакур принял решение приступить к реанимации спасбота. Тот обладал неплохим остаточным энергозапасом и минимальными средствами ориентации в пространстве, так что использовать эту утлую калошу в качестве какого-никакого средства перемещения было нетрудно. Нужно только проделать за упорно молчавшего
Поминутно морщась от боли и заливавшего глаза пота — Кормакура настиг, наконец, зловещий призрак септикопиемии [192] — он всё-таки сумел развернуть нейтринные ловушки и внешние оптические рецепторы, чтобы с их помощью сориентировать, наконец, спасбот по стандартным маякам.
Привязка прошла успешно, подтвердив искомое — сектор выхода из прыжка совпал с расчётным, здесь, согласно всем данным, дайверские спасботы должен был встречать ордер Лидийского крыла, со всеми их малотоннажными спасательными службами, однако ни малейших следов даже каботажного флота в акустике по-прежнему не наблюдалось.
192
Септикопиемия — форма сепсиса, при которой наряду с общей интоксикацией организма происходит образование метастатических абсцессов в различных тканях и органах.
Тогда Кормакур дал команду внешним рецепторам просканировать всё, что слышно и видно, в радиусе двух тиков от спасбота, а сам с чувством облегчения погрузился в кратковременную медикаментозную кому, пока биокапсула доставала из плевры осколки его ребра и накачивала организм ингибиторами дигидроптероатсинтетазы [193] .
Придя в себя, Кормакур рефлекторно натянул на гемисферу тактический скин, и первый же взгляд на схему ближайшего пространства объяснил всё, включая молчание в эфире.
193
Один из механизмов блокирования синтеза белка у бактерий, на котором работают антибиотики сульфаниламидного ряда.
Весь окружающий спасбот сектор представлял собой классическое космическое кладбище, которое остаётся на месте огневого контакта, если его не пытались расчистить тральщиками и гравитационными минами. Мешанина мелких — от нано-пыли по максимум первые единицы метров — обломков, в основном миллиметровая шрапнель брызг расплавленного гетерометалла, собранная в аккуратно расходящиеся кольца последствий объёмной детонации. Кормакуру не нужно было смотреть спектры излучения этого бурелома, чтобы догадаться, что это всё, что осталось от зеркально-чёрных прочных корпусов террианских крафтов.
Добрым знаком был тот факт, что количества таких колец и их суммарной массы покоя не хватало даже до ПЛК второго ранга, навскидку сканер намерил 10 мегатонн, причём основное гало обломков приходилось на единственный источник — что-то, по массе похожее на среднетоннажный крейсер. Остальные погибшие крафты были значительно меньше. Это притом, что в состав Лидийского крыла на момент триангуляции входило полсотни крафтов, из которых шесть были перворанговыми ПЛК. Если бы Крыло оказалось здесь запертым в ловушку огневого контакта и в результате этого погибло, то рэк [194] был бы как минимум на два порядка массивнее. Значит, Финнеан всё-таки решил прорываться к Воротам Танно, не дожидаясь, когда эхо-импульсы иссякнут.
194
Рэк — здесь: место кораблекрушения.