Мятежная дочь Рима
Шрифт:
Ноздри Гальбы затрепетали. В комнате не было окон, внутри стояла жуткая духота. Единственный масляный, светильник больше дымил, чем горел, — во всяком случае, света от него было намного меньше, чем гари и копоти. За все это время Валерии так и не дали возможности помыться, и сейчас она опять выглядела почти такой же грязной, как и в тот день, когда вернулась в крепость. Глаза ее опухли и покраснели от слез, одежда безнадежно измялась. Сейчас ни один человек не признал бы в ней римлянку из знатной семьи.
Мысль об этом доставила
— Чем закончилась битва? — чуть слышно прошелестела она.
— Закрой дверь, — велел Гальба одному из стоявших позади него центурионов.
Дверь с шумом захлопнулась, оставив Гальбу и съежившуюся в комочек Савию в темноте. Валерия поверх плеча Гальбы бросила вопросительный взгляд на свою старую няньку. Но та, печально опустив глаза, только молча прижалась к стене.
— Твой муж мертв, — объявил Гальба.
Из груди Валерии вырвался стон, и она зашаталась, едва не рухнув на пол.
— Он погиб с честью, до последнего вздоха сражаясь с кельтами. Ему воздадут высшие почести — тело его, вместе с телами моих людей, будет положено на погребальный костер…
— Его людей! — поправила Валерия.
— Нет, не его, а моих! Они всегда были моими и только моими! — прорычал Гальба. — И твоему мужу это было отлично известно!
— Ты жестокий человек, Гальба Брассидиас, раз даже в такую минуту упоминаешь об этом.
— Да, я жесток. А ты… ты неверная жена.
— Если кто-то из нас и предал его, так это ты!
— Я солдат, госпожа… и я тот, кто выиграл эту битву. Сегодня я выиграл все!
Лицо Валерии помертвело.
— Стало быть, кельты разбиты?
— Конечно.
— А Арден?..
— Каратак в цепях. Его казнят, когда я прикажу.
Валерия бессильно привалилась к стене. Всего лишь несколько Дней назад, во время праздника Самайн она познала счастье! И какой же страшной ценой она расплатилась за эти несколько часов блаженства! Вся ее жизнь с того дня стала непрерывным кошмаром. Какая насмешка судьбы — она пыталась спасти их всех, а в результате не спасла никого, даже себя…
— Если бы я, как прежде, командовал своими петрианцами, — продолжал Гальба, — никакой войны бы не было. Кельты ни за что не отважились бы взбунтоваться, и сотни хороших людей остались бы в живых. Это ты виновата во всем, госпожа. Ты привела в действие все эти силы! Из-за тебя Адрианов вал едва не сровняли с землей!
Валерия, словно не слыша его, затуманенным взглядом смотрела мимо Гальбы — на Савию.
— Что ты здесь делаешь?
— Сама не знаю. Он отыскал меня среди солдат и притащил сюда.
— Она здесь, чтобы уговорить тебя проявить хоть капельку разума! — рявкнул Гальба. — Твой муж мертв, твой любовник — в плену, в результате всего этого ты осталась без защиты. Вся твоя семья — в Риме, до которого тысячи миль, в глазах собственного отца ты стала теперь бесполезной. В моей власти уничтожить тебя, притом со скандалом!
Потрясенная, она подняла на него глаза.
— Неужели ты до такой степени ненавидишь меня?
— Я ненавижу не тебя, а таких, как ты, госпожа! Ненавижу всех проклятых аристократов, в жилах которых течет голубая кровь! Ненавижу их высокомерие! Их замашки! Их невежество! Такие, как вы, живете в счастье и в радости! Вы, словно небожители, и знать не хотите таких, как я, — мы для вас не больше чем грязь под ногами!
— Но Рим дал тебе высокое положение. Благодаря Риму ты сделал карьеру…
— Я ничем не обязан Риму! Ничем, слышишь?! Я просто взял то, что является моим по праву!
— У тебя просто не было возможности…
— Довольно! — рявкнул он. — С этого момента ты станешь говорить, только если я разрешу тебе открыть рот. А если ослушаешься, я изобью тебя так, что ты будешь помнить об этом до конца своих дней!
Но если Гальба хотел запугать Валерию, план его провалился, потому что угрозы только пробудили в ней гнев.
— Нет! Забудь об этом! Я стану говорить с тобой как с презренным плебеем, которым ты был и которым останешься до конца своих…
Затрещина, которую с проворством разъяренного медведя отвесил ей Гальба, не дала ей договорить — отлетев в угол, Валерия с такой силой врезалась в стену, что у нее едва не вышибло дух. Ахнув, она сползла на пол, из разбитой губы сочилась тонкая струйка крови, лицо ее побледнело до синевы. За спиной Гальбы раздался пронзительный вопль Савии. Однако она не шелохнулась, видимо, опасаясь, что после Валерии Гальба изобьет и ее.
— Слушай меня! — прорычал Гальба. Широко расставив ноги, он угрожающе навис над сжавшейся в комочек Валерией. — У тебя осталась только одна-единственная возможность вернуть свое положение. И вместе с ней — жизнь. В моей власти оповестить весь Рим о том, что ты отдалась варвару, грязная потаскуха! Я могу унизить тебя так, что ты будешь счастлива сама наложить на себя руки. Или… я могу спасти тебя и восстановить твое доброе имя. Все это в моей власти.
Он молча ждал. Наконец Валерия пришла в себя.
— Как? — с трудом шевеля окровавленными, разбитыми губами, спросила она, стараясь не обращать внимания на боль.
— Женившись на тебе.
Она коротко ахнула.
— Ты шутишь!
Гальба покачал головой:
— Нет! Я честен с тобой — так же как всегда честен в бою. Выходи за меня замуж, Валерия, и, даю тебе слово, ни слова об этом никогда не просочится за ворота крепости. Никто ничего не узнает. Выходи за меня — и ты вновь обретешь свое высокое положение. Выходи за меня — и ни единое пятнышко позора не коснется ни твоего собственного имени, ни имени твоей семьи!