Мятежная дочь Рима
Шрифт:
— Ты ведь даже не римлянин! — презрительно скривилась она. — Ты родом из какой-то провинции…
— Как и половина наших императоров, между прочим, — напомнил Гальба. — Будь моей женой, и благодаря этому я очень скоро стану патрицием.
— Хочешь, чтобы я способствовала твоему возвышению?
— Ты возвысишься вместе со мной. Станешь наслаждаться всем, чего я добьюсь. В отличие от твоего покойного супруга у меня есть возможность добиться всего, чего я хочу. Единственное, чего мне не хватало, — это знатного происхождения. У тебя оно есть.
— Нет, это не безумие. Скажу больше — сейчас для тебя это единственный выход из того положения, в котором ты оказалась.
— Я никогда не унижусь до того, чтобы лечь с тобой в постель! Я уже говорила тебе это!
— Да, но, возможно, теперь это я не унижусь до того, чтобы взять тебя к себе в постель! — прорычал Гальба. — Я предлагаю тебе брак, а отнюдь не любовь. Я хотел, чтобы мы стали союзниками, но не любовниками. Что же до любви… — он пожал плечами, — на свете существуют и другие женщины. Впрочем… может, когда-нибудь мне и захочется переспать с тобой, не знаю. Но и тогда я стану обладать тобой когда захочу — по праву законного супруга!
— Мой ответ — нет!
— Ты предпочтешь публичный позор? Хочешь, чтобы тебя заклеймили как неверную жену и предательницу?
— Я предпочитаю свободу и самоуважение.
— Забудь о свободе, госпожа. Я оставлю тебя гнить здесь.
— Ты не осмелишься! В конце концов, я дочь сенатора!
— Если хоть слово о твоем позоре, о том, как ты обесчестила свое имя тут, на границе, достигнет твоего отца, он тут же отречется от тебя, чтобы не лишиться своего положения. Впрочем, ты и сама это понимаешь, не так ли?
— Ты не знаешь моего отца!
— Разве? Зато я хорошо знаю, что твой отец продал тебя этому ничтожеству ради своей карьеры, — ухмыльнулся Гальба.
Валерия замотала головой. Нет, она ни за что не согласится… ни за что!
— Мой ответ — нет, Брассидиас!
— Понятно, — кивнул он. — Похоже, я кое-чего не учел. Видимо, забавы, которым ты предавалась, имели для тебя некую прелесть, не так ли? Все еще не в силах забыть те деньки, когда к северу от Вала ты развлекалась в объятиях варвара, да, Валерия?
— Убирайся отсюда! Оставь меня!
— Но, отказывая мне, ты наносишь оскорбление не только мне — ты наносишь оскорбление Риму.
— Риму?!
— Если ты откажешься стать моей женой, женщина, откажешься дать мне шанс возвыситься, добиться того положения, к которому я стремлюсь, клянусь, я открою ворота крепости кельтам! Кажется, ты уже имела случай услышать, как я обещал то же самое этому болвану Ардену. Тогда я лукавил. Но сейчас я готов это сделать. Я сдержу свое слово и соединю свою судьбу с варварами. А потом полюбуюсь тем, как запылает Лондиниум, и стану королем этой страны.
— Если ты осмелишься, тебя станут гнать, как бешеного пса! А потом вздернут на первом же попавшемся суку!
—
А ведь он не блефует… он и впрямь готов сыграть в эту рискованную игру, с изумлением подумала Валерия. Похоже, Гальба совершенно обезумел — ярость и пережитые унижения лишили его остатков рассудка. Однако сейчас речь идет не только о ней — на карту поставлена судьба Рима.
— Мне все равно! Я скорее умру, чем стану твоей женой, Гальба! Я уже один раз имела несчастье выйти замуж за человека, которого не любила. И уж конечно, ни за что не стану женой того, кого ненавижу.
— Станешь… еще как станешь! — Во взгляде Гальбы сквозила твердая уверенность в том, что все будет именно так, как он решил. — Потому что есть еще одна причина, по которой ты станешь искать у меня защиты. Если ты, римская шлюха, откажешься выйти за меня, то тем самым ты подпишешь смертный приговор человеку, которого любишь.
— Что ты хочешь этим сказать? — слабеющим голосом прошептала Валерия, уже догадываясь, что он имеет в виду.
— Об Ардене Каратаке давно уже ходят слухи — уж не знаю, верные или нет, — что он шпионит в пользу Рима. В каком-то смысле он действительно работал на меня. Так что, принимая во внимание его прошлые заслуги, я бы согласился, пожалуй, отпустить его на свободу. Да… я соглашусь освободить его — если взамен ты дашь согласие стать моей женой. Если же ты откажешься…
— Ты убьешь его? — Это прозвучало как вздох.
— Его распнут прямо на крепостной стене — той самой, где стоит легион петрианцев.
— Но это же бесчеловечно! Это возмутит всех христиан, сколько их тут есть! О боги… смерть на кресте… ведь так уже много лет не казнят!
— Что ж, будем считать, что я вновь введу эту казнь в моду. Причем он будет распят так, что пройдет много дней, прежде чем смерть положит конец его мучениям. А тебя прикажу привязать к катапульте рядом с ним, чтобы ты могла видеть его страдания.
Валерия закрыла лицо дрожащими руками.
— Я не люблю тебя. И, думаю, никогда не полюблю, — продолжал Гальба. — Просто без твоей помощи мне не обойтись. Если ты станешь моей женой, Валерия, то тем самым разом решишь все наши проблемы, и свои, и мои. Отвергнешь меня — и я уничтожу тебя, клянусь. И не только тебя, а с тобой и Ардена Каратака, и всю Римскую Британию!
Забившись в угол, Савия жалобно всхлипывала.
Окинув взглядом обеих женщин, Гальба хищно ухмыльнулся:
— Подумай заодно и обо всех богах. Подумай о друидах. Вспомни обо всех жрецах, а потом… потом обо мне, человеке, который не верит во всю эту чепуху, И тогда не удивляйся, что именно я вышел победителем!
— Почему бы тебе просто не убить меня и не отпустить его на свободу? — еле слышным шепотом спросила Валерия.
— Это было бы слишком просто. — Ухмыльнувшись, Гальба выразительным жестом провел рукой по висевшей у него на поясе цепи, и кольца на ней мелодично звякнули.