Мятежное хотение (Времена царствования Ивана Грозного)
Шрифт:
Несколько раз санный путь перебегали зайцы. Беляки величиной с небольшую собаку останавливались неподалеку и, не скрывая настороженного любопытства, провожали царя немигающим взглядом. Псы гавкали, рвались вперед и задыхались от хрипа, но псари крепко держали в руках поводки, не давая борзым вырваться на свободу.
Иван Васильевич выехал не за зайцами, сейчас его занимали стада туров, которые паслись неподалеку от московских посадов. Иногда они подступали совсем близко к городу и внушали своими огромными размерами суеверный ужас крестьянам, которые
С недавнего времени стада туров заметно поубавились, и своим указом Иван Васильевич запретил на них охоту. Может, оттого они и разгуливали вольно, что почувствовали царскую опеку.
Губные старосты каждый месяц писали Ивану о том, что пойман злоумышленник, посмевший поднять рогатину на его добро, и царь разрешал казнить наглеца, как ворога.
Туры осмелели настолько, что подходили к выпасам и случались с коровами. И часто среди стада можно было увидеть черного теленка с огромной головой и белой полоской вдоль спины — это плод грешной любви между туром и коровой. Но если быки не смели пресечь коровий блуд, заметив вблизи стада могучего соперника, то туры похождения сородича воспринимали как оскорбление всему сообществу и немедленно изгоняли оступившегося из стада.
Ивану Васильевичу в прошлом году пришлось наблюдать картину, как три буйвола выталкивали из стада крутыми рогами огромного черного самца. Пакостник тур не желал покидать сородичей, заходил то с одной, то с другой стороны стада, но буйволы, наставив рога на обесчещенного, с завидным упрямством выпроваживали провинившегося прочь. Опальный тур не мог жить среди коров, но дорога назад в стадо ему была закрыта. Он стоял посреди огромной поляны и, подняв голову кверху, заревел. Государь услышал в этом реве столько боли, сколько не может плачем выразить и человек. Скорее всего он просил прощения у сородичей — слишком велика цена за слабость, чтобы быть отверженным.
Самец стоял непримиримый, гордый, и было видно, что он лучше погибнет, чем оставит стадо. Тур снова поднял огромную голову и опять заревел, но сейчас в его голосе слышалось нечто иное — буйвол вызывал на поединок. Иван Васильевич, спрятавшись с челядью за соснами, с интересом наблюдал за тем, как три матерых самца заходили к нему с разных сторон. Они признавали за ним силу и понимали, что отверженный самец будет драться до конца, но и сами буйволы не могли отступить, следуя заповеди, которая была заложена в их крови.
Обесчещенный самец напал первым, если и суждено ему умереть, то не на тихом лугу, рядом с лениво мычащими коровами, а в поединке с себе равными. Опальный самец метил рогами прямо в брюхо стоящему напротив буйволу, но тот быстро отбежал в сторону. Следующий выпад должны сделать туры: они напали разом, выставив перед собой смертоносные рога. Только в поединке туры могут драться один на один, и собравшиеся самки будут смиренно дожидаться сильнейшего, а какие правила могут быть
Иван Васильевич вышел на поляну, когда буйволы, победоносно помахав хвостами, ушли прочь. Царь был потрясен увиденным. Он подошел к туше и долго смотрел в большие черные глаза, которые казались живыми и внимательно смотрели прямо перед собой.
Стрельцы в радостном возбуждении уже достали ножи и готовы были искромсать шкуры туров на ремни, но грозный голос Ивана остановил их:
— Не прикасаться… к убиенным. Я не смогу есть это мясо. Вырыть яму и положить в нее обоих.
Опешили стрельцы — чудит молодой государь.
— Иван Васильевич, это сколько же копать тогда придется, — осмелился возразить Федька Басманов. — Полдня простоим здесь.
— Мне некуда торопиться, стало быть, простоим полдня, — отвечал государь.
Стрельцы вырыли огромную яму и, поднатужившись, свалили туда две огромные туши.
— Засыпай! — скомандовал Федор, и стрельцы с облегчением стали заваливать яму землей. Так хоронят ратников, погибших на поле брани, — не всегда и отходную пропоют. И совсем не важно, под чьими знаменами они шли, а лежать им отныне бок о бок.
Постоял Иван Васильевич, пока на могиле не вырос холм, а потом скомандовал:
— Чего застыли?! Псов уймите! Дальше едем.
И когда рынды помогли великому князю взобраться на коня, Федька Басманов спросил:
— И не жаль тебе, государь, что столько мяса в землю зарыли?
Государь скривил губы:
— Не выкапывать же теперь!
Все это вспомнилось Ивану, когда он выехал на Туров луг: небольшая деревенька в две дюжины домов. Староста, угрюмый седовласый дед, вышел навстречу самодержцу с непокрытой головой.
— Здравствуй, батюшка. — Голос у старика уверенный и громкий, хотя и босая у него голова, но поклонился старец с достоинством, как не умеют склоняться даже бояре. Да и сам он в этих лесах был чем-то вроде господина — ему полагалось присматривать за турами, и в голодный для животных год выгонял старик жителей деревеньки далеко в лес, чтобы они расставляли для буйволов сытную трапезу в укромных местах.
— Здравствуй, Никола, — отвечал царь, — вижу, что не стареешь ты.
— Мне уже стареть некуда, — улыбнулся господской шутке старик. — Разве что борода еще длиннее станет. Хе-хе-хе, — взял он в ладонь белую, словно первый снег, бороду. — Жду тебя, государь, третий день. Прикормил я одно местечко, туда туры каждый день за сеном ходят. Большого самца для тебя привадил. Одна голова вот с эту телегу будет! Эй, бабы! Ворота поширше распахните, пусть государевы слуги войдут. — И когда одна из баб проходила мимо, он молодецки щипанул ее за пышный зад. — Это снохи мои, государь Иван Васильевич, а сыновья в лес ушли кормушки ставить.