Мятежный дух

Хенди Барб

Черно-серый маджай-хи стоял на массивном, потрескавшемся от времени валуне, который торчал из склона холма, поросшего мелколистыми вязами. У подножия валуна собралась вся стая. Вожак замер в ожидании, кого-то или что-то высматривая. Затем он повернул голову и воззрился на гребень холма. Малец отступил от подножия валуна, чтобы лучше видеть то, что сейчас произойдет.

Ветки вяза вдруг заколыхались, и словно какое-то из деревьев поплыло между собратьями. Высоко над землей сверкнула, отражая свет полумесяца, пара глаз, а затем вниз по склону стал

спускаться их обладатель.

Высоко держа голову, серебристый олень прошел по склону и остановился возле старого маджай-хи. Его гладкие изогнутые рога поднимались в такую высь, что дотянуться до них рукой не смог бы ни человек, ни эльф. Длинная, серебристо-мерцавшая шерсть на горле и брюхе становилась совершенно белой. Глаза оленя были такие же, как у маджай-хи, — прозрачно-голубые.

Олень медленно опустил голову, повернув могучую шею.

Лилия подтолкнула Мальца вперед.

Малец не понял, чего она хочет. Чтобы он подошел к этому зверю?

Лилия опять толкнула его, затем обогнула валун. Остановилась, ожидая Мальца, и он бросился к ней. Прежде чем он успел добежать до Лилии, она поднялась вверх по склону холма. Малец последовал за ней. Там, где камень смыкался с земляным склоном, Лилия остановилась и подняла морду к серебристому оленю.

Малец заколебался. Как это может быть связано с поисками Нейны?

Лилия прижалась к нему. И повторила воспоминание, украденное им у Вельмидревнего Отче, — образ высокой женщины-эльфа, но прибавила к нему кое-что еще — видение стаи маджай-хи, которые соприкасаются головами с серебристым оленем.

Малец оцепенел, когда олень повернул голову к нему.

Он и представить себе не мог, что это существо может общаться тем же образом, что и маджай-хи. Малец заглянул в глаза оленя — и ощутил странное покалывание.

Такое смутное, такое слабое покалывание… как будто он ощутил присутствие своих сородичей, но очень, очень далеко. И все же это были не они.

Маджай-хи произошли от первых духов, родившихся во плоти в телах волков. Через много поколений маджай-хи стали «преображенными» хранителями этого края.

Однако были, судя по всему, и другие, о чем Малец почти позабыл.

В этом олене сильнее, чем в маджай-хи, ощущалось наследие духов, родившихся во плоти, духов, принявших облик оленей и лосей.

Малец подобрался поближе и остановился перед лесным великаном — этим преображенным отпрыском его сородичей. Олень вытянул одну ногу, подогнул другую и так наклонялся до тех пор, пока не дотянулся до Мальца. Пес прижался лбом к огромному лбу оленя, вдохнул густой мускусный запах его шерсти, уловил дыхание, пахнущее недавней трапезой — лесной травой и подсолнухами. И вызвал в памяти образ Нейны, который уже показывал Лилии.

Олень оттолкнул Мальца с такой силой, что едва не сбил с ног. И замер в безмолвном ожидании.

Что он сделал не так?

Лилия придвинулась к Мальцу, и их головы соприкоснулись. Разум Мальца наполнили образы и звуки.

Воет во тьме маджай-хи. Звонко перекликаются мальчишки-эльфы. Поют

птицы, лопочут фрасизы, неприязненно трещит ташгаль — тот самый, которого Малец выгонял из подгорных туннелей.

Пес сообразил, что ему пытаются втолковать. Оленю нужны звуки, он опять подошел ближе, и серебристый великан вновь наклонил голову.

К образу Нейны, сидящей на лужайке, Малец прибавил воспоминание о ее голосе… и о всех голосах, которые когда-либо называли ее по имени.

Нейна… Куиринейна… Мама…

* * *

Винн пробежала вокруг жилого дерева, которое располагалось ближе к лесу. Она до сих пор не знала, почему снаружи никто не стоял на страже, и Мальца так нигде и не нашла. Девушка уже собиралась вернуться назад, прежде чем ее обнаружат, но тут услыхала шаги.

Она проворно пригнулась, укрывшись за стволом дерева и смутно надеясь, что прохожий — кто бы это ни был — просто пройдет мимо. Опираясь о ствол, Винн осторожно выглянула из-за дерева, но так никого и не сумела разглядеть.

В глазах у нее потемнело от внезапно нахлынувшей тошноты.

У Винн подкосились ноги, и она, обмякнув, сползла к основанию дерева, цепляясь одной рукой за бугристые корни, а другой зажимая рот, чтобы удержать рвоту. Съеденное за ужином — копченая рыба и ягоды биссельники — неудержимо рвалось наружу, отдавая омерзительной кислятиной.

Странный отчетливый звук наполнил голову Винн — то ли зудение комариных крылышек, то ли шорох падающего листа.

Комаров здесь не было, и в вечерней темноте не веял даже самый слабый ветерок.

В последний раз Винн слышала этот бесплотный звук больше месяца назад, на границе с Войнордами.

Где-то в глубине леса Малец только что воззвал к своим сородичам — стихийным духам.

Все это началось еще в Древинке, когда Винн совершила ритуал, позволявший видеть духовную оболочку мира. Она намеревалась выследить для Магьер ходячего мертвеца, а потом просто не смогла справиться с магией, пронизавшей ее плоть. Мальцу пришлось избавлять ее от магического зрения. Однако потом, на соладранской границе, магический дар вернулся самым неожиданным образом. Винн слышала это бесплотное зудение-шуршание всякий раз, когда Малец общался со своими сородичами.

Винн сглотнула тяжелый комок, борясь с наплывами тошноты. И приготовилась, что сейчас на нее обрушится ответный хор стихийных духов, неся с собой головокружение и адскую головную боль.

Этого не произошло. По-прежнему в сознании Винн зудело-шуршало только одинокое крылышко-лист. Потом этот звук начал преображаться в…

Нейна… Куиринейна… Мама…

Винн пробрал озноб.

Слова! Они прозвучали на здешнем эльфийском диалекте. То же самое эхом повторялось по-белашкийски и на родном языке Винн — суманском. Один и тот же голос одновременно говорил на многих языках, и все произнесенные слова имели одно и то же значение. И снова никакой хор не прозвучал ему в ответ.