Мятежный наследник
Шрифт:
Он кивнул, но ей нужно было знать больше. Она должна была как-то понять.
“Вы нацелились на моего отца в своих заговорах?”
“Я... я пообещал своей матери, что твой отец заплатит за то, что он сделал с моей семьей”, - тихо сказал Эш.
Она изучающе посмотрела на него. “Ты сказал мне, что не собираешься обманывать моего отца. Ты сказал мне, и я объяснил твои действия. Если ты и хотел что-то забрать у моей семьи, то лишь небольшую сумму. Ты утверждал, что это все, что ты когда-либо делал.”
У брата Эш вырвался встревоженный возглас, но она проигнорировала его.
“Воспользоваться твоим отцом -
“Все это время лгал мне”. Эванджелина попыталась высвободить свою руку из его и, наконец, после трех попыток высвободила пальцы. Как он мог так обмануть ее после всего, что они разделили? Все их время, проведенное вместе, разговоры… Он убедил ее улизнуть в Воксхолл, чтобы встретиться с ним. Так получилось, что он приехал как раз вовремя, чтобы подвезти ее домой в своем экипаже. Прошлой ночью…
Она уставилась на него, впервые увидев в нем настоящего мошенника, каким он и был. Он разыскивал ее на каждом шагу, даже зашел так далеко, что ночью залез к ней в окно. Зачем ему заходить так далеко, если только это тоже не было частью его плана? Все его действия указывали в одном четком направлении, к которому она была слепа до этого момента. Эш соблазнил ее, чтобы погубить. “ Ты все это спланировал? Что произошло между нами?
“Нет. Боже, нет! Я никогда этого не планировал”.
“Когда ты забрал ...” Слова застряли у нее в горле. Он лишил ее девственности. Конечно, в то время она отдала это добровольно, но он точно знал, что делал. И теперь она погибла. Все шансы, которые у нее были на хорошую партию — ту, которую хотела для нее ее семья, — теперь упущены. Она отдалась ему, а он был с ней только из мести?
“Я никогда не хотел причинить тебе боль, Эви”, - сказал он самым серьезным голосом, который она когда-либо слышала от него, но это не имело значения.
“Да, ты это сделал. Ты пришел сюда, планируя месть моему отцу. И ты выполнил свою задачу на всех уровнях. Ты все это спланировал с самого начала, не так ли?”
“На семь лет”, - уточнил герцог.
Она чуть не задохнулась от учащенного дыхания. Ей нужен был воздух. - В этом сезоне я должна была найти мужа. Вместо этого я позволила тебе это сделать.… О, что я наделала? Ее руки взлетели к губам, чтобы остановить поток слов. Никому не нужно было знать, что она дала ему прошлой ночью, но она знала. Она всегда будет знать. Эш Клобейн соблазнил ее и погубил, чтобы еще больше навредить ее отцу. И ей это понравилось. В какую распутницу он ее превратил, что она наслаждалась каждым моментом своей кончины? Она была Эванджелиной. Она не делала ничего подобного - она не могла. Она вцепилась в края своего кресла, держась за него, пока мир вращался вокруг нее.
Эш потянулся к ней через стол, но она отодвинулась от него. “Я никогда не хотел, чтобы это произошло, но я не жалею об этом. Ты все изменил”.
Как он мог быть таким бессердечным? У нее отвисла челюсть. Она думала, что знает его. “ Ты не жалеешь о том, что сделала?
“Это привело тебя в мою жизнь”. Его голос был грубым.
“Каким благом, должно быть, это было для вас”, - сказала она с притворной вежливостью.
“Так оно и было, но не так, как ты это воспринимаешь,
“Не называй меня так”, - потребовала она. “Ты солгал мне. Ты использовал меня в своих играх, и я подумала...” Она думала, что он заботился о ней, что она была особенной. Она говорила себе, что, возможно, однажды он смог бы полюбить ее так же, как она его. Но теперь этот день никогда не наступит. Он всего лишь хотел отомстить ее отцу, а она была дурочкой, попавшейся на его уловки.
“Вы уверены, что не хотите чаю?” - спросила горничная, вернувшись.
“Я не хочу твоего проклятого чая!” Она с громким скрежетом отодвинула свой стул. Она не могла здесь развалиться на части. Она проработала слишком много лет, чтобы сейчас впадать в публичную истерику. Она Эванджелин Грин, и она выйдет из этой комнаты с сохраненным достоинством. “Я ухожу”.
“Не уходи”. Эш вскочил на ноги, в его глазах была дикая решимость. “Пожалуйста, не уходи”.
“Ha! Я так долго умолял тебя о том же. Мне не следовало приходить сюда. Мне не следовало многого делать. Теперь все меняется. Я должен исправить свои ошибки, прежде чем мои неверные решения снова разрушат мою семью. Я доверял тебе, что доказывает, какой я дурак. ”
“Нет, ты не такая”. Он потянулся к ее руке, но, очевидно, передумал, так как его рука снова опустилась. “Ни в чем из этого нет твоей вины. Ты, по крайней мере, должна в это верить. Я виноват в этом, Эви, а не ты.”
Она мгновение изучала его. Почему он так настаивал на том, что ее нельзя винить? Была какая-то деталь, которую он избегал во всем этом. Она могла видеть это в его глазах. И тогда она поняла правду. Факты встали на свои места в ее сознании, несмотря на то, что он изо всех сил старался не произносить этих слов. “Семь лет. Это то, что ты сказал, не так ли? Это началось семь лет назад? Мой отец вернул то, что я потерял, - нашу семью, и он сделал это за счет твоего отца.” Секунду она смотрела на правду своих слов, отраженную в глазах Эша. “Все это произошло из-за меня. Это моя вина”.
“Это не твоя вина. Не смей так говорить”, - сказал Эш, делая шаг к ней.
“Ты знал”. Она сделала шаг назад, подальше от него и его лжи. “Ты знал в тот день в садовом лабиринте”. Она сжала губы, когда слезы навернулись на глаза. “Ты знал до того, как приехал в карете. Ты знал до театра. И все же ты не сказал мне?” Она не заплачет — не здесь и не из-за него. “Я уверен, что это сделало эту часть твоей мести намного слаще”.
“Нет!” У него хватило такта выглядеть потрясенным этим предложением. “Эви ...”
“Не надо”, - предупредила она, ткнув пальцем ему в грудь. “Ты больше не можешь мне лгать”.
“Мы устраиваем сцену”, - сказал герцог.
“Мне все равно”. И на одно ослепляющее мгновение ей стало все равно. Она повернулась, дикие эмоции бушевали в ее сердце, и схватила печенье с башни. Подняв руку, она швырнула ее в герцога, который сидел и наблюдал за ними, словно в театре. Она схватила еще одну пригоршню и швырнула их в Эша. Это не успокоило ее гнев, и это было хуже, чем плакать на публике, но сейчас ей было все равно. Ее сердце и ее добродетель лежали крошками у ног Эш — почему бы и чертовым бисквитам к чаю не быть такими же? Она уйдет с этого дня и никогда не оглянется назад.