Мятежный Вэш
Шрифт:
Я тяжело глотаю. Чувствую столько противоречивых эмоций, что даже не знаю, с чего начать.
Вэш движется ко мне, даже не дожидаясь, когда Клигоп объявит следующего гладиатора в очереди. Остальные два гладиатора тоже не хотят жаловаться. Он встает передо мной, бирюзовые глаза встречаются с моими.
— Я требую ее.
8. Вэш
Всем гладиаторам дают выходной, чтобы они могли насладиться своими требованиями. Я более чем удивлен, увидев, как хорошо обращаются с рабами-гладиаторами, но опять же, главные гладиаторы приносят чрезмерные суммы денег для Великих Домов. В военных играх принимают участие высокопоставленные
И моя работа в качестве настоящего гладиатора скоро начнется. Убийство рабов, настроенных против меня ранее в тот день, было тривиальным, но я знаю, что есть несколько действительно смертоносных гладиаторов, которые сражаются в военных играх, многие из которых знают арены внутри и снаружи. Я смотрел только как зритель, но опять же, провел большую часть своей жизни, служа наемником. Мое обучение подготовило меня ко всему.
Кроме нее.
Я почти забыл, что она была здесь, пока не заглянул в угол своей большой комнаты и не увидел, как она тихо затаилась. Я сижу на мягком диване в нескольких футах от кровати, и она все еще отказывается идти в кровать. Она выглядит такой уязвимой. Нам обоим разрешили искупаться, но вода только сделала синяки на ее гладком бледном лице более яркими. Не знаю, что в ней такого, что заставляет мой член так быстро затвердевать. Может быть, я привык к слабым женщинам, которых легко поймать, трахнуть и отбросить в сторону. Эта совсем другая. Она думает, что может мне отказать. Она думает, что я ей не нужен.
— Знаешь, — говорю я. — Большинство женщин умоляли бы меня лечь с ними в постель.
Она прижимает колени к груди.
— Я думаю, что я не большинство женщин. И мне трудно поверить, что большинство женщин подумают об этом через день после того, как их похитили, превратили в рабыню, а потом… забрали некоторые, ну, такие парни как ты.
— Парни как я? — ухмыляюсь я.
Она машет рукой, как будто жест объясняет ее значение.
Я изогнул бровь.
— Тебе нужно быть более конкретной, Соф-ээ.
— Я не знаю. Самоуверенный. Неприятный. Разочаровывающий. Ты хочешь, чтобы я продолжила?
— Это зависит от того, становится ли список лучше? — спрашиваю я.
Она вздыхает, но я могу сказать, что она борется с желанием улыбнуться, хотя бы немного. Хорошо. По крайней мере, там есть что-то, кроме огня и серы. Еще немного, и думаю, я буду стараться сопоставить ее с Драксисом. Они могли бы свести друг друга с ума вместо меня хоть раз.
— Думаю, что съем ее, — отмечает Драксис.
— Я надеюсь, быть тем, кто съест ее.
— Правда? Не знал, что ты любишь плоть.
— На самом деле, да. Особенно плоть между женских ног.
— Знаешь, — говорит она после долгой паузы. — Ты продолжаешь называть меня Соф-ээ, как будто это два разных слова. Ты говоришь как идиот. Мое имя Софи.
Я киваю.
— Виноват Гейдж. Это он сказал мне твое имя.
— Гейдж? — спрашивает она.
Ее вопрос заставляет меня гореть мгновенным желанием ударить Гейджа. Опять же, я всегда хочу ударить Гейджа, поэтому, возможно, более точно сказать, что ее вопрос напоминает мне, что я хочу ударить его.
— Не важно.
— Точно. Ну, если ты собираешься хранить секреты, мне не интересно с тобой разговаривать.
— Это не секрет. Он просто никому не важен.
— Вот почему твоя челюсть сжалась, когда я сказала его имя? И поэтому ты выглядел так,
— Это так очевидно?
— Не отвечай на эту мысль, Драксис.
— Раньше я работал с ним. Он был наемником, и мы были партнерами. Конец истории.
Она сужает глаза.
— Конец?
— Да. Когда-то работал, но больше нет.
— Причина?
— Не сегодня. Не хочу говорить об этом. Это не мое любимое воспоминание.
Она делает глубокий вдох и поднимает брови, глядя на пальцы.
— Достаточно справедливо. Думаю, у всех нас должны быть свои секреты. Ты, правда, ничего не потребуешь, если я воспользуюсь кроватью? — она спрашивает, потирая поясницу. — Мягкая кровать на самом деле звучит очень хорошо.
— Располагайся, — говорю я. — Я займу диван.
Она осторожно проходит мимо меня, как будто я могу прыгнуть и схватить ее в любой момент. Я не бросаюсь, но не тороплюсь, восхищаясь ею, когда она проходит. Рабский халат, который она носит, далеко не льстит, но я вижу тонкое очертание ее бедер и груди снизу. Это все, что я могу сделать, чтобы не протянуть руку и не затащить ее на колени, чтобы показать ей, что именно она упускает. Вместо этого я помню расстояние и холод, которые видел в ее глазах, намек на какую-то прошлую травму, которая все еще преследует ее. Ей не нужно, чтобы я добавлял еще одно испорченное воспоминание в ее прошлое.
Как только она расположилась на кровати, я говорю:
— Тебе не нужно так бояться. Если бы я хотел что-то сделать с тобой, то уже это сделал бы. Меня ничто не остановит.
Ее брови опустились.
— Ты ничего не хочешь со мной сделать?
— Ну, — говорю я, немного, посмеиваясь. — Может, мне стоит поработать над формулировкой. Если бы я мог сделать с тобой что угодно, я бы начал с…
— Хорошо, — говорит она, поднимая ладонь, чтобы остановить меня. — Этого достаточно. Спасибо тебе. И спокойной ночи.
Я располагаюсь на диване, но не сплю, наблюдая за ней через мои полузакрытые глаза. Подозреваю, что ее человеческие глаза, наверное, плохо видят в темноте, но я вижу ее достаточно ясно. Она свернулась так, что ее спина смотрит на меня, и я вижу только толстые катушки ее диких волос. Внезапно сожалею о своем обещании ничего не делать. Я представляю, как сжимаю ее темные волосы, когда она опускает рот на мой член. Идея заставляет меня застыть, и я наблюдаю за ней с повышенной тоской.
Мне никогда не приходилось ждать женщину. Эти человеческие женщины не похожи на Колари или женщин Примуса до того, как чума уничтожила их. Люди упрямы и расчетливы. Они думают о сексе как о чем-то грязном и нечистом. Они думают, что это компрометирует их мораль наслаждаться искушениями плоти. Я? Я всегда думал об этом, как о любой другой биологической потребности. Если я хочу ссать, я ссу. Если я проголодаюсь, я буду есть. Если я возбужден, я трахаюсь. Ничего из этого не изменилось, но теперь есть странный новый фактор, усложняющий ситуацию.
Я могу сказать, что Софи хочет меня. Мои уши достаточно сильны, чтобы слышать, как ее сердцебиение учащается, когда наши глаза встречаются. Я видел, как она не может держать глаза от того, чтобы поглазеть на мою грудь, мои ноги и мой член. По какой-то причине она отрицает желание своего тела быть со мной. Странно то, что меня не отталкивает от ее сопротивления. Это просто делает идею о том, что она принадлежит мне, гораздо более удовлетворяющей. Чтобы увидеть эту волевую женщину с глубоко посаженными глазами на мне, впускающую меня в себя, когда она стонет мое имя, увидеть, как ее лицо превращается в картину удовольствия, когда я довожу ее до очередного оргазма. Это то, что я хочу.