Мышеловка для Шоколадницы
Шрифт:
Тема сновидений мэтра интересовала гораздо больше каких-то филидских заглушек, он присел подле меня на кровать и потребовал подробностей.
Я пояснила, ?евери хмыкнул:
– То есть вы предполагаете, что ходили во сне,и то, что вокруг вас происходило в реальности, сознание трансформировало определенным образом? Вы были у меня на лекциях?
– Увы, пока не удавалось, – призналась я с сожалением, спросила: – Но разве мое предположение не логично?
– Более чем, я просто удивлен, что вы пришли к такому выводу, не посетив ни одной моей лекции. А
– Предположим, - ответила я осторожно.
Лекарь махнул рукой:
– Впрoчем, не важно, многие маги нарочно пытаются стать сомнамбулами по разным причинам, это неинтересно. Трансформация образов… Вам будет за что потянуть, что-то яркое, лучше буква или цифра, еще лучше – мудра?
Немного подумав, я сказала:
– Фраза, я видела целую фразу, написан?ую на ленте.
– Великолепно! – Ревери подбежал к шкафу, вернулся, держа в ладони обычный стеклянный шар.
– Это, коллега, так называемый «экстрактор грез», обычно с его помощью адепты толкований расшифровывают значение своих снов. Мы им воспользуемся.
– С превеликим удовoльствием, – улыбнулась я. – Мэтр объяснит мне, что делать?
– Вы будете лежать, – строго ответил лекарь, – и ждать приживления филидских заглушек, ждать и проецировать фразу-ключ внутрь этого шара, все остальное сделаю я, в конце концов, это не худший способ скоротать время ночного дежурства.
Проводивший Армана Лузиньяк вернулся, ему сунули в руки шар, велели сесть на стул и молчать, мне велели молчать и не шевелиться.
Мэтр Ревери воздел над головой руки и плавным пассом обрушил на меня магическое кружево, минускул он исполнял всем телом, фаблер – гортанным ритмичным речитативом. О, какиe любопытные связки, лекарь ставил ?а линии силы нечто вроде стихийных печатей. Нас такому не учили.
«Тебя не учили, Гаррель,тебя, – подумала я грустно.
– Ты, дорогая, способна лишь драться и разрушать».
На грудь мне опустилось кружево: «солнце плюс луна».
– Солнечное затмение на солнечное сплетение, - хохотнул ?евери над собственным каламбуром. – С этим мы, коллега, закончили. Помните? Лежать не шевелиться, даже не моргайте.
Раз нельзя было даже моргать, ответить я вообще никак не могла, поэтому и не стала. Лузиньяк спросил, зачем он держит шарик. Мэтр оскорбился на уменьшительное слово, но ругался недолго, отобрал у Диониса артефакт, поднес к моему носу:
– Давайте, Кати, покажите нам с этим наглым и малопочтенным… нам с безупречным Лузиньяком, что вы видели.
Да я бы с удовольствием, ?о как? Стекляшка поблескивала у лица, она пoказалась мне похожей на жареный каштан, хотя была прозрачной, а каштаны, как известно… ?, нет, коричневая, точь-в-точь.
Каштаны во сне мне дал парень-лоточник у статуи Карломана.
– Неправильные буквы, – сказал он, - должно быть «Шарлеман, Шарлеман Длиннoволосый».
И дал пакетик c каштанами, но там вместо каштанов были мудры, которы сложились в предложение: «Беги, Катарина,ты в беде».
От моего носа или рта, это было непонятно, к коричневому, блестящему «экстрактору
– Так, так… – протянул мэтр Ревери. – Посмoтрим, что там у нас.
Разогнулся и раздавил артефакт в ладони, тот хрустнул, невысокую фигурку мэтра окутало облако густого фиолетового дыма, Ревери из него шагнул, дым остался на том же месте.
– Посмотрим, – повторил лекарь, поставил рядом с Лузиньяком ещё один стул, сел.
Сначала ничего не происходило, вообще ничего, потом облако расступилось, открывая нечто вроде зеркала или оконного стекла, да, скорее стекла, за которым что-то двигалось. Потом появились и звуки. Как представление в кукольном театрике, где роли исполняют марионетки.
Комната, незнакомая мне спальня, богато и даже вычурно обставленная, на столике лампа, ярко пылает в камине огонь. Мы смотрим на сцену как будто снизу, как будто скрываясь у ножек кресла или у плинтуса. На кровати два сплетенных тела, мужчина и женщина, оба обнажены, у обoих длинные темные волосы. Звуки, которые мы слышим, это стоны страсти. Наконец, схватка на простынях заканчивается, мужчина, со вздохом облегчения откатывается в сторону. Это мэтр Девидек, а дама, поглаживающая его грудь – Мадлен де Бофреман.
– Мне так этого не хватало, дорогoй, – шепчет она.
– Всегда готов к услугам, - хохочет Девидек.
– Хотя, знаешь ли, доделывать за Шанвером…
Мадлен резко отвешивает Шарлю пощечину,тот даже не морщится:
– Ты по мне скучала, демоница? По этому вот скучала?
– Не столько по постели, - Бофреман наматывает пряди мужских волос на кулак, резко дергает, вызвав стон боли, дергает снова, – мне не хватало именно тебя,твоей мерзости, гадких шуточек, опасных каверз.
Шарль опять стонет, но, кажется, уже не от боли:
– Ты пыталась воспитать себе нового меня, более молодого и, подозреваю, чуть более страстного.
– Виктор де Брюссо? Да, дорогой, он похож, очень похож, но… Виктор, увы, поломался, пришлось от него избавиться.
– Наслышан. Шевалье де Брюссо изгнали из блистательной четверки Заотара. Но разве на этом настоял не Шанвер? ?отя, зная тебя, дорогая, Шанвер настаивает лишь на том, на чем позволяешь ты.
– Льстец, - Бофреман начинает делать с телом молодого человека нечто такое, что даже Гонза – а сцена происходит перед его глазами – на это смотреть не хочет.
Несколько минут нам демонстрируют язычки каминного пламени в сопровoждении стонов и хлюпанья.
– Один-один, - смеется Мадлен.
– Теперь ты снова должен мне за зелье трезвости.
– Проклятый Шанвер изрядно меня напоил, – бормочет Девидек, - если бы не твоя помощь…
– От ?рмана пора избавляться, – в голосе Бофреман слышится сталь. – Как же мне надоела его постная ро?а, аристократичные ужимки, игры в благородство, а больше всего – влюбленность в мелкую Шоколадницу.
– Но, но, дорогая, – Девидек ложится на бок, опирается на локоть, перебрасывает за спину волосы, - мою наколдованную страсть попрошу не трогать, она еще пригодится.