Мышеловка капитана Виноградова
Шрифт:
В конце концов каждый в этой истории получал то, чего добивался. Сеанс подходил к концу.
— Прошу!
Выпустив Виноградова из кабинета в холл, врач сделал приглашающий жест рукой.
— Благодарю вас, Евгений Геннадьевич. Вы же устали, нужно отдохнуть хоть пару минут. Я подожду! — Николай Николаевич даже не старался, чтоб это прозвучало искренне.
— Как прикажете, — дисциплинированно кивнул костоправ-психотерапевт, по совместительству выполнявший обязанности держателя комитетской явки. — Я у себя. — И скрылся
— Ну?
— Поехали.
— Куда? Прямо сейчас?
— Вы отказываетесь?
— Нет, но…
— Николай Николаевич. Может быть, вам нужно успеть предупредить коллег? Наружное наблюдение организовать? Засаду, не дай Бог?
— Поехали! Только вот что, Виноградов…
— Я что, похож на человека, склонного делать глупости? Идите первым. Я — сзади, метрах в двадцати. В какую угодно сторону идите, гуляйте. Если не лукавите и все чисто — к вам подойдут.
— Кто это будет? В смысле полномочий? — Николай Николаевич уже стоял у выхода.
Капитан с сожалением вздохнул:
— Не представляю. У нас с этим строго: каждый знает только старшего своей пятерки. Но, судя по всему, вами заинтересовался сам Командор! Я-то лично его ни разу не видел.
Владимир Александрович замялся, подбирая слова:
— У меня просьба… Если возможно, конечно! Потом, когда мы победим… Не забудьте, это я вас вывел на Организацию, хорошо?
— Посмотрим.
— И насчет подполковника Теплухина.
— Пограничника? Это вас беспокоит или…
— Он может быть опасен.
— Не волнуйтесь. Наш псих под контролем. Он еще может пригодиться. Все! Я иду.
— Я за вами!
…На этот раз встретились в какой-то котельной: Виноградов с полчаса проплутал по грязным, забытым Богом и городской администрацией подворотням, вывозился до неприличия и к тому же навеки пропитался едким запахом кошачьей мочи.
— Ну ты забрался!
— Зато надежно. Незамеченным не пробраться, а чужой так и вообще не пройдет.
— Я что, теперь свой? — хмыкнул Владимир Александрович.
— Временно.
Утренний собеседник Виноградова был одет так же, как в ресторане, но почему-то органически сочетался с окружающей убогой обстановкой. Очевидно, сменится еще не одно поколение, пока эти «новые русские» превратятся в настоящую элиту не только аксессуарами, но и на генном уровне.
— Излагай! — Последнее, что видел капитан, прежде чем потерял Николая Николаевича из виду, была поравнявшаяся с ним очкастая студентка в пончо и с раскрытым путеводителем. Потом обзор загородил троллейбус — и парочка исчезла в одном из многочисленных дворов Петроградской стороны.
— А что тут скажешь? Как писал мудрец: «Непосредственность — это посредственность, живущая не по средствам».
— К чему бы это?
— К тому, что, может, твой приятель и профессионал экстра-класса, но он настолько зациклился на собственной идее! Устроили старичку театр юного зрителя. Ты все
— Вилял?
— Нет, почти сразу же признался, что действует по собственной инициативе. Они, дескать, с Пограничником всю жизнь мечтали, сил нет больше терпеть развал… ну и так далее.
Вспомнив что-то, виноградовский собеседник вдруг рассмеялся:
— Ну, класс! Тот парень, который представителя Центра изображал, умудрился сразу и подписку с него взять, и задание дал: собирать информацию о чекистах, склонных к демократии, и ментах, замешанных в коррупции.
— А насчет…
— Как договаривались. Твоему приятелю строго-настрого указано: самому на связь не выходить, сидеть в глубокой конспирации. О существовании капитана Виноградова забыть напрочь. Понадобится — в час «Икс» найдем! Все материалы по магазинной истории уничтожить.
— Не перестарались?
— Фотографии сделали, запись есть. Можешь послушать.
— Нет. Спасибо. Давай расстанемся «при своих»: вы меня от домогательств этого придурка избавили, я в ваши с Барковым дела не лезу… И все! Закончили знакомство, при встречах ограничиваемся легкими рукопожатиями.
— Зря. Но дело твое, Виноградов! Сейчас не то время: ну сколько ты еще проболтаешься сам по себе, одинокий и гордый? Месяц? Год? Потом все равно придется прибиваться — туда, сюда. Или тонуть…
— Всего доброго. Не кашляй.
— Пока! Надеюсь, сам выберешься?
— Я всегда сам.
— Ну и живот у тебя!
— Это не живот. Это желудок! Комок нервов, — обиделся Виноградов.
Майор Сычев со вкусом выпустил папиросный дым и отложил газету.
— А чего это ты сегодня такой красивый?
— В гости иду! — Рабочий день закончился, форма уже висела на спинке стула, и Владимир Александрович аккуратно подгонял узел галстука под крахмальный ворот рубашки. Оставалось надеть пиджак.
— К даме? — поинтересовался из соседнего кабинета инспектор Шахтин.
— К другу!
— А вот я тебя как сейчас оставлю на вечер дежурить…
— Добрый вы человек, товарищ майор! Просто беспощадно добрый.
— Да, я такой, — с достоинством подтвердил Сычев, сделав глупую мину, — мне плохо, когда другому хорошо!
С чувством юмора в отделении все было в порядке.
Без своей машины, брошенной в преддверии предстоящей выпивки, добираться до холостяцкого лежбища Андрея Петровича Валентинова пришлось часа два. Да еще в самый пик. Как пошутил однажды начальник виноградовского отделения, в стране с таким общественным транспортом никогда уже не будет революционных катаклизмов: добравшись в урочный час из дому на работу и обратно, граждане настолько исчерпают свою социальную и физическую энергию, что на классовую борьбу сил у них просто не останется.