Мысль, вооруженная рифмами

Холшевников Владислав Евгеньевич

75. Дума про Опанаса

_{(Отрывок)}

Посiяли гайдамаки

В Укра"iнi жито,

Та не вони його жали.

Що мусим робити?

Т. Шевченко. Гайдамаки

По откосам виноградник Хлопочет листвою, Где бежит Панько из Балты Дорогой степною. Репухи кусают ногу, Свищет житом пажить, Звездный Воз ему дорогу Оглоблями кажет. Звездный Воз дорогу кажет В поднебесье чистом На дебелые хозяйства К немцам-колонистам. Опанасе, не дай маху, Оглядись толково — Видишь черную папаху У сторожевого? Знать, от совести нечистой Ты бежал из Балты, Топал к Штолю-колонисту, А к Махне попал ты! У Махна по самы плечи Волосня густая: — Ты откуда, человече, Из какого края? В нашу армию попал ты Волей иль неволей? — Я, батько, бежал из Балты К колонисту Штолю. Ой, грызет меня досада, Крепкая обида! Я бежал из продотряда От Когана-жида… По

оврагам и по скатам Коган волком рыщет, Залезает носом в хаты, Которые чище! Глянет влево, глянет вправо, Засопит сердито: «Выгребайте из канавы Спрятанное жито!» Ну, а кто подымет бучу — Не шуми, братишка: Усом в мусорную кучу, Расстрелять — и крышка! Чернозем потек болотом От крови и пота, — Не хочу махать винтовкой, Хочу на работу! Ой, батько, скажи на милость Пришедшему с поля, Где хозяйство поместилось Колониста Штоля? — Штоль? Который, человече? Рыжий да щербатый? Он застрелен недалече, За углом от хаты… А тебе дорога вышла Бедовать со мною. Повернешь обратно дышло — Пулей рот закрою! Дайте шубу Опанасу Сукна городского! Поднесите Опанасу Вина молодого! Сапоги подколотите Кованым железом! Дайте шапку, наградите Бомбой и обрезом! Мы пойдем с тобой далече, От края до края!.. — У Махна по самы плечи Волосня густая… · · · · · · · · · · · · · · · · · · · Опанасе, наша доля Машет саблей ныне, — Зашумело Гуляй-Поле По всей Украине. Украина! Мать родная! Жито молодое! Опанасу доля вышла Бедовать с Махною. Украина! Мать родная! Молодое жито! Шли мы раньше в запорожцы, А теперь — в бандиты! 1926

76. Трясина

Ночь

_{(Отрывок)}

Ежами в глаза налезала хвоя, Прели стволы, от натуги воя. Дятлы стучали, и совы стыли; Мы челноки по реке пустили. Трясина кругом да камыш кудлатый, На черной воде кувшинок заплаты. А под кувшинками в жидком сале Черные сомы месяц сосали: Месяц сосали, хвостом плескали, На жирную воду зыбь напускали. Комар начинал. И с комарьим стоном Трясучая полночь шла по затонам. Шла в зыбуны по сухому краю, На каждый камыш звезду натыкая… И вот поползли, грызясь и калечась, И гад, и червяк, и другая нечисть. 1927

77. Контрабандисты

_{(Отрывок)}

По рыбам, по звездам Проносит шаланду: Три грека в Одессу Везут контрабанду. На правом борту, Что над пропастью вырос: Янаки, Ставраки, Папа Сатырос. А ветер как гикнет, Как мимо просвищет, Как двинет барашком Под звонкое днище, Чтоб гвозди звенели, Чтоб мачта гудела: «Доброе дело! Хорошее дело!» Чтоб звезды обрызгали Груду наживы: Коньяк, чулки И презервативы… Ай, греческий парус! Ай, Черное море! Ай, Черное море!.. Вор на воре! 1927

Из цикла «Cyprinus carpio [22] »

78. Романс карпу

Закованный в бронзу с боков, Он плыл в темноте колеи, Мигая в лесах тростников Копейками чешуи. Зеленый огонь на щеке, Обвисли косые усы, Зрачок в золотом ободке Вращается, как на оси. Он плыл, огибая пруды, Сражаясь с безумным ручьем, Поборник проточной воды — Он пойман и приручен. Лягушника легкий кружок Откинув усатой губой, Плывет на знакомый рожок За крошками в полдень и зной. Он бросил студеную глубь, Кустарник, звезду на зыбях, С пушистой петрушкой в зубах, Дымясь, проплывая к столу.

22

Карп, сазан (лат.).

79. Стансы

Он трудится не покладая рук, Сачком выгребая икру. Он видит, как в студне точка растет: Жабры, глаза и рот. Он видит, как начинается рост; Как возникает хвост; Как первым движеньем плывет малек На водяной цветок. И эта крупинка любви дневной, Этот скупой осколок В потемки кровей, в допотопный строй Вводит тебя, ихтиолог. Над жирными водами встал туман, Звезда над кустом косматым — И этот малек, как левиафан, Плывет по морским закатам. И первые ветры, и первый прибой, И первые звезды над головой. 1928, 1929

Н. С. Тихонов (1896–1979)

80. Баллада о гвоздях

Спокойно трубку докурил до конца, Спокойно улыбку стер с лица. — Команда — во фронт! Офицеры, вперед! Сухими шагами командир идет. И слова равняются в полный рост: — С якоря в восемь. Курс — ост. — У кого жена, дети, брат, — Пишите — мы не придем назад. — Зато будет знатный кегельбан. — И старший в ответ: — Есть, капитан! А самый дерзкий и молодой Смотрел

на солнце над водой. Не все ли равно, — сказал он, — где? Еще спокойней лежать в воде. Адмиральским ушам простукал рассвет: — Приказ исполнен. Спасенных нет. Гвозди б делать из этих людей, Крепче б не было в мире гвоздей. 1921

81. Баллада о синем пакете

Локти резали ветер, за полем — лог, Человек добежал, почернел, лег. Лег у огня, прохрипел: — Коня! — И стало холодно у огня. А конь ударил, закусил мундштук, Четыре копыта и пара рук. Озеро — в озеро, в карьер луга, Небо согнулось, как дуга. Как телеграмма, летит земля, Ровным звоном звенят поля. Но не птица сердце коня, не весы, Оно заводится на часы. Два шага — прыжок, и шаг хромал, Человек один пришел на вокзал. Он дышал, как дырявый мешок. Вокзал сказал ему: — Хорошо. — Хорошо, — прошумел ему паровоз И синий пакет на север повез. Повез, раскачиваясь на весу, Колесо к колесу, колесо к колесу. Шестьдесят верст, семьдесят верст, На семьдесят третьей — река и мост. Динамит и бикфордов шнур — его брат И вагон за вагоном в ад летят. Капуста, подсолнечник, шпалы, пост. Комендант прост, и пакет прост. А летчик упрям и на четверть пьян. И зеленою кровью пьян биплан. Ударило в небо два крыла, И мгла зашаталась, и мгла поплыла. Ни прожектора, ни луны, Ни шороха поля, ни шума волны. От плеч уж отваливается голова, Тула мелькнула, — плывет Москва. Но рули заснули на лету, И руль высоты проспал высоту. С размаху земля навстречу бьет. Путая ноги, сбегался народ. Сказал с землею набитым ртом: — Сначала пакет — нога потом. Улицы пусты — тиха Москва, Город просыпается едва-едва, И Кремль еще спит, как старший брат, Но люди в Кремле никогда не спят. Письмо в грязи и крови запеклось, И человек разорвал его вкось. Прочел, о френч руки обтер, Скомкал и бросил за ковер: — Оно опоздало на полчаса, Не нужно — я все уже знаю сам. 1922

И. Л. Сельвинский (1899–1968)

82. О любви

1

Никогда не перестану удивляться Девушкам и цветам! Эта утренняя прохладца По белым и розовым кустам… Эти слезы листвы упоенной, Где сквозится лазурная муть, Лепестки, что раскрыты удивленно, Испуганно даже чуть-чуть… Эта снящаяся их нежность, От которой, как шмель, закружись! И неясная боль надежды На какую-то возвышенную жизнь… 1920

83. Цыганский вальс на гитаре

Нночь-чи? Сон-ы. Прох?ладыда Здесь в аллейеях загалохше?-го сады, И доносится толико стон'ы? гиттаоры: Таратинна-таратинна-tan… «Милылый мо-и — не? сердься: Не тебе мое горико?е сердыце — В нем Яга наварилыла с перы?цем ядыды Чёрыну?ю пену любви». «Милылыя — я сычасталив. Задыхаясь задушен?ной страстью, Все твои повторю за тобою? я муу?уки, Толико?бы с сердыцем?бы в лад». Ах, нночь-чи? Сонаны. Прох?ладыда Здесь в аллейеях загалохше?го сады… И доносится толико стон? (эс) гит-тарарары Таратин?на Таратина Tan… 1922

Улялаевщина

_{(Отрывки из эпопеи)}

84. Глава I

Телеграмма пришла в 2.40 ночи. Ковровый тигр мирно зверел, Пока его хозяин, дребезжа на одной ноте, Истерически носился от окна до дверей. В окно был виден горячий цех. Хозяин бекасом бегал поджарым И вдруг споткнулся о тигровый мех Под статуей негра с матовым шаром. И вдруг в окне, будто в первый раз, Правду увидел, народ услышал, И тут-то открылся ему без прикрас Этого зрелища тайный смысл: Те же искры как будто не те ж. Казалось, в цеху ковали мятеж, Казалось, под грохот и перезвонцы В копоти черной всходило солнце. И снова бег по мерцающей зале, Где всё очужбинилось — дверь ли, стена ль… Вот опрокинул вазу азалий, Вскрикнул, опомнился и застонал; Вот он зажег матовый шар, Подъятый статуей негра; Вот потащил, по тигру шурша, Чемодан с наклейкою «Montenegro», И стал швырять, метать, кидать Бумаги… Червонцы… Метелицу меха… Стиснул руки. Спросил: «Куда?» Ответил: «Некуда!» — и уехал. И вьется за ним серебристая пыль. Ветер утих. Полумесяц ярок. Но черным видением автомобиль Умчался, уменьшаясь в рубиновый фонарик. Таланов был из заводчиков третий, Но первый и даже первейший плут. А впрочем — что вам в его портрете? Всё равно его скоро убьют. Рушился мир из «сакса» и «севра». День вставал мглист. Уже погодка серая от севера Сыпала красный октябрьский лист. Уже агитаторы железною речью Наспех расковывали цеха, Уже миллионы вставали навстречу Ленину и ЦК. 1924–1926