Мысли о мыслящем. О частной реализации концептуального подхода к опыту экзистенции
Шрифт:
Мы воспринимаем жизнь как последовательность отдельных, дискретных событий, тогда как это единый непрерывный поток ощущений и представлений. Ни одно событие не становится финальным, оно непременно сменяется другим состоянием сознания. Все события, воспринимаемые сознанием, связуются посредством единого самоощущения «я» в некий целостный континуум. Прошедшие события сохраняются в нем, словно инклюзии в куске янтаря. Способность мыслящей материи сохраняться при смене событий свидетельствует о ее субстанциальности, в противовес феноменальности мира. Поэтому вполне возможно, что смерть не представляет собой исключения из общего событийного ряда, отражающегося в
Такой вывод, с одной стороны, обнадеживает, но с другой — предвещает новые трудности, которые могут явиться последствиями земных поступков или же сопутствовать самим условиям посмертного существования. В любом случае нам следует взглянуть на свою жизнь с учетом возможной перспективы. Тогда мы, пожалуй, согласимся с процитированным ранее высказыванием Монтеня [199] . Кроме того, стоит прислушаться к словам платоновского Сократа: «Если бы смерть была концом всему, она была бы счастливой находкой для дурных людей: скончавшись, они разом избавлялись бы и от тела, и — вместе с душой — от собственной порочности. Но на самом-то деле, раз… душа бессмертна, для нее нет, видно, иного прибежища и спасения от бедствий, кроме единственного: стать как можно лучше и как можно разумнее. Ведь душа не уносит с собою в Аид ничего, кроме воспитания и образа жизни…» [200] .
199
См. сноску 194.
200
Платон. Федон, 107c-d.
Действительно, если рассматривать нынешнюю жизнь как частный эпизод в гораздо более длинном повествовании, то все ее беды — как, впрочем, и радости — перестанут казаться такими важными и значительными. В то же время у нас появятся основания с бoльшим вниманием относиться к собственной душе, к тем изменениям, которые в ней происходят в результате жизненных событий. Соответственно, потребуется определенная переоценка ценностей: приоритеты должны сместиться в сторону интеллектуального развития и морального совершенствования, а не сосредотачиваться преимущественно на интересах выживания и стремлении к материальному комфорту.
Подобные жизненные установки, возможно, никогда не пользовались особой популярностью, но все же всегда находили своих приверженцев. В частности, вспомним известное изречение Конфуция: «Умереть с голоду — событие маленькое, а утратить мораль — большое» [201] . Смерть от голода и правда была раньше довольно обыденным явлением, не слишком выделявшимся на фоне многочисленных других зол, сопровождавших человеческую жизнь. Но признание того, что моральная «смерть» в некотором смысле страшнее физической, и в V в. до н. э. должно было восприниматься как весьма необычное. Тем не менее к нему нельзя отнестись как к отвлеченному умствованию древних китайцев. Еще сравнительно недавно, по историческим меркам, оно в полной мере продемонстрировало свою непреходящую актуальность и жизненность. Во время ленинградской блокады в ходе Второй мировой войны перед множеством людей стоял трудный выбор: что лучше — сохранить жизнь или человеческое достоинство? И лишь сравнительно немногие слепо подчинились инстинкту выживания, опустившись до воровства хлебных карточек
201
Цит. по: Таранов П. С. Философская афористика. — М.: Остожье, 1996. С. 59.
Интересно, что люди, заботящиеся о сохранении моральных и духовных ценностей в экстремальных условиях существования, нередко оказываются более успешными в плане выживания. В подтверждение этой мысли процитирую австрийского психолога Виктора Франкла, прошедшего через нацистские концентрационные лагеря: «“Только те могли уйти из царства смерти, кто мог вести духовную жизнь, — пишет Коэн [нидерландский врач, бывший заключенный Освенцима. — К. З.]. — Если кто-то переставал ценить духовное, спасения не было, и ему приходил конец. Сильное влечение к жизни при отсутствии духовной жизни приводило лишь к самоубийству”… Духовная жизнь заключенного укрепляла его, помогала ему адаптироваться и тем самым в существенной степени повышала его шансы выжить… Только так можно понять тот парадокс, что иногда люди хрупкой телесной организации лучше переносили лагерную жизнь, чем физически сильные натуры» [202] .
202
Франкл В. Человек в поисках смысла. — М.: Прогресс, 1990. С. 153-154.
Все это не очень хорошо вписывается в популярную схему пирамиды Маслоу, устанавливающую иерархию человеческих потребностей. Но если задуматься, то нет ничего удивительного в том, что духовная жизнь так важна для человека. Через нее он утверждает само свое бытие как индивидуального существа. В ней — его уникальность, оправдывающая его существование и придающая последнему смысл. Франкл, считающийся создателем логотерапии (от др.-греч. «логос» в значении «смысл»), говорил о «стремлении к смыслу» как о важнейшей человеческой потребности. Он утверждал, что человеческая жизнь всегда и при любых обстоятельствах имеет смысл и что этот смысл охватывает также страдания и смерть. Даже в самых тяжелых обстоятельствах человек сохраняет духовную свободу и потому может сделать выбор в пользу того, чтобы рассматривать эти обстоятельства как стоящую перед собой задачу и оставаться внутренне независимым от них; и тогда даже окончательное жизненное поражение, каковым является смерть, может обернуться внутренней победой — победой духа.
В заключение я хочу снова процитировать Франкла: «Эмоциональная “логика сердца” всегда заставляет человека стремиться — испытывая грустные чувства или, наоборот, веселые — к тому, чтобы оставаться “духовно живым”… Страдание и горе являются частью жизни, как судьба и смерть. Ни одно из них нельзя вырвать из жизни, не разрушая ее смысла. Лишить жизнь горя, смерти, судьбы и страдания — значит лишить ее присущих ей формы и содержания» [203] .
203
Там же. С. 227.