Н-9
Шрифт:
В Саду трудились старые, немощные и покалеченные. Конечно, уходили туда только по собственному желанию. Если не желаешь — то дети и внуки всегда о тебе позаботятся. А ты сколь сможешь сделать полезного — столько и сможешь, никто слова плохого не скажет, если за весь день старик одну ложку деревянную вырежет или всего пару веников сплетет. Их дело седое да покойное. Мирный и долгий закат в окружении любящих родственников.
Но многие предпочитали уйти в Сад.
Почему «уйти»? Потому что назад пути нет. Давно так постановили. И кто-то придумал тех, кто в Запретный Сад ушел и там жить да трудиться стал, называть друидами. Шутника того потом долго искали старшие, но не нашли и накрепко наказали подобных срамных слов не использовать. Не друиды они. А такие
Почему возврата нет из Сада?
А потому как на то он и Запретный Сад. Ведь человек каков? Человек непоседлив, суется куда не надо, трогает что не велено, ковыряет что не попадя, трется, топчется, пробует на вкус, вдыхает, пыль всякую на себя сотрясает… а потом тащит всю заразу к своему дому. Так зараза и расползается — от тех, кто особливо часто любит бродить, гостевать в разных местах и вообще…
Да, можно купаться тщательно, опять же никто не застрахован, что крохотная мышка полевка не наведается в сад и не занесет заразу. Но… береженого как известно бог бережет. Вокруг Сада широкая полоса очищенной от крупных растений земли, трава регулярно скашивается, крупное зверье останавливается на подходах добровольными патрулями от каждой общины, мелкое зверье по возможности тоже. Ну и молятся все, чтобы с водой в Сад не попало что…
Но пока бог миловал, а Запретный Сад уже не раз и не два спасал народ аммнушитов от великих бед.
Друиды… то есть садовники божьи… трудятся непрестанно, появляются у ворот Сада регулярно, издали общаясь и обмениваясь новостями хорошими и плохими, такие же получая взамен. Свое и кладбище у них — прямо там в Саду.
Ясно… хрен с ним… чужаки тут причем?
А согрешили они тяжко. Настолько тяжко, что даже смиренные аммнушиты смириться… не смогли. Первая из невыпущенных отсюда семерок устроила пьяный погром, налакавшись привезенного с собой адского пойла, сожрав какие-то крохотные штучки, некоторые еще и носом что-то вдыхали, в глаза закапывали, под язык клали и разве что задницами на чем-нибудь смазанный кол не садились. Головы им снесло напрочь. Уважения к аммнушитам не было изначально. Зато с потерей головой появилась нескрываемая похоть. Потянулись к девкам. Когда за них вступились с мирными словами их мужья и отцы… были они жестоко искалечены. Обезбашенные чужаки вдруг решили отрубить им руки. И отрубили, одновременно крича, что так и быть, остальное рубить не станут, чтобы тупые придурки-аммнушиты могли на своих двоих добрести до ближайшего медпункта, где им какая-то Мать пришьет новые.
Кто может пришить руки и ноги?
Раз потерял — все, навеки. Либо мастери крюк на место утерянной руки, либо клещи. А к ноге прилаживай выструганный деревянный чурбачок. Так и живи дале.
В тот страшный день руки потеряли девятнадцать аммнушитов. Еще двое были убиты. Итого двадцать один. Когда же обпившиеся и нажравшиеся страшной дури чужаки отрубились, спешно собравшиеся элдеры решили — этого так спускать нельзя. Бог не простит, коли отпустят они посланников диавола. Убивать тоже, конечно, не след. Так пусть отрабатывают своих грехи тяжкие в Саду Запретном. Всех чужаков заковали в кандалы, каждому, пока они спали, подрезали подколенные сухожилия. Лишили их богомерзких вещей. Заковали негодяев в кандалы. И отправили в Запретный Сад, где их уже встретили предупрежденные мрачные друиды… то есть садовники…
Следующая Семерка ушла по тому же пути — в Сад. Их уже напоили сразу же, гостеприимно предложив особого сидра с добавлением таких трав, что сначала успокаивают, лишают тревоги и ясности ума и только затем убаюкивают. Они заснули в гостевом «грешном» доме первого поселения, а проснулись уже в Запретном Саду. Дальше процесс пошел по накатанной и, что удивительно, садовники Сада вошли во вкус, прямым текстом заявив, что еще для четырнадцати грешников места хватит!
Сведения эти не скрывались, широко расползшись по всем землям аммнушитов.
Выслушав последнюю часть рассказа уже хмельной девчонки, я рассмеялся и покачал головой.
Тупые деревенские…
Поймав недоуменный взгляд девчонок и переставшего копать Стеарда, я сплюнул на чей-то труп и пояснил причину своего веселья.
Никто особо не станет переживать из-за пропавших грешников?
Ну нет. Это важное задание системы и абы кого сюда не пускают. Единичный случай с общей попойкой и последующей бойней это только доказывает. До этого ведь все в норме было. Если кому из деревенских в рожу бородатую били порой… это мелочи. Короче — сюда не наркоманы и алкаши прибывали, а серьезные гоблины, причем гоблины посланные не менее серьезным героем. Таким героем, который за любой промах спросит жестко и дешевых оправдания типа «да самогон паленый попался и кукушку вдруг всем разом отключил…» слушать не станет. Он бошки резать начнет за подставку. Но и за своих бойцов он тоже спросить не забудет.
Это норма. Это правило. Это обязанность.
Я себя праведником не считаю, но, если у меня пропадет семь бойцов разом — я докопаюсь до сути и узнаю, что с ними случилось. Голову положу — но узнаю. Потому что это мои бойцы. Я несу за них ответ. Дальше уже буду разбираться. Если натворили что дерьмовое и их реально за дело покрошили наглухо — ну… не знаю, там уже решение всплывет. А если их просто так — как вторую семерку и последующие — напоили, подрезали сухожилия и, по сути, обратили в рабство ни за что… я тут же вооружусь серпом и начну каждому второму аммнушиту резать глотку, а каждому третьему яйца. Садовников сраных выкорчую под корень.
На моем месте так поступит почти каждый.
Вывод? Аммнушитов спасает не грешная безразличность, а системная жесткая защита, что не позволяет никому сюда организовывать поисковые отряды. Так бы — давно души повытрясали из здешних и бородатые овечки живо бы показали, где сейчас на коленках ползают их бывшие камрады…
Прервав пьяного подростка, я поднялся и крикнул темноволосому трусу:
— Хватит херней страдать. Поднимай трупы друзей и грузи на лошадей охотников. Рэк. Помогите трусу.
— Я не трус! — даже не спросив какого хрена он зря упражнялся с мотыгой, паренек отбросил инструмент и зло сверкнул глазами — Мы воспитаны так — жить мирно, не отвечать ударом на удар, принимать судьбу смиренно!
— Да ладно?
— Так и есть!
— Тогда какого ж хрена ты уже беспомощного дядюшку Якоба топориком крупно напластал, пацифист? — осведомился я.
— Э…
— Э — кивнул я, растягивая мышцы и морщась — часы в седле сделали свое черное дело, превратив бедренные мышцы в шматы боли. А ведь я просто сидел в седле железного коня, особо даже не стискивая его бока ногами… и скачек безумных не было и в помине… — Вяжи трупы друзей и приторачивай к седлам! Грузи друганов в повозку. Загляни каждому в глаза и прикрой их заодно — и глядя, помни, что в их смерти есть и твоя вина.
— Зачем вы мне это говорите?!
— А ты подумай — зло ухмыльнулся я и повернулся к девчонкам — А вы чего на него так вроде как уже даже обиженно смотрите? Это и вас касается! Свою жизнь надо продавать дорого! Биться за каждый вздох, за каждую секунду! Если не хотите — так оставайтесь в своем мирном затхлом болотце, тихо живите, плодите детишек, старейте, уходите садовничать! И не рвитесь в большой мир!
— Ты очень злой — заметила Амнушка.
— Поднимай раненую сраку и громозди на коня. Знаешь что про это Гавань?