«Н» – значит невиновен
Шрифт:
Ре Парсонс разложила на столе карандаши и стала разрезать бумагу. К ней тотчас выстроилась очередь. Она на секунду отвлеклась, увидев меня, затем опять занялась своим делом. Я подошла к ней и представилась. Она была не слишком любезна, но, как и большинство эксцентричных людей, быстро сменила гнев на милость.
– Извините, я, кажется, не очень вежливо говорила с вами по телефону. Подождите, сейчас я дам задание и мы поговорим. – Она взглянула на часы и хлопнула в ладоши: – Эй, люди! Начинаем. Не забывайте, что мы платим Линде за каждый час. Начнем с набросков, на каждый я даю по минуте. Это для того, чтобы
Поднялся небольшой шум, все занимали свои места за мольбертами. Натурщица покинула табурет, сбросила халат и, наклонившись, оперлась руками о спинку деревянного стула. Ее спина прихотливо выгнулась. Выглядела она, как самая обычная женщина – довольно толстая, с неправильными пропорциями, большой грудью. Одна из женщин, сидевших рядом со мной, бросила на натурщицу короткий взгляд и принялась рисовать. На бумаге у нее появилась линия плеч, спины. Кроме музыки, не было слышно ни звука.
Ре подмигнула мне. Глаза у нее были не то карие, не то зеленые. Она двинулась к выходу, я последовала за ней. Мы вышли из коридора на улицу. Было уже прохладно. Она достала сигарету и закурила.
– Вы когда-нибудь рисовали? Я заметила, что вы смотрели на них с интересом.
– Вы действительно можете научить их рисовать?
– Конечно. Вы тоже хотите попробовать?
– Не знаю, – улыбнулась я. – Мне, наверное, трудно будет сосредоточиться. Я никогда не занималась никаким творчеством.
– Тогда вы просто обязаны попробовать. Уверена, вам понравится. Сейчас как раз осенний семестр, я даю основы рисунка. Здесь учатся те, кто никогда раньше этим не занимался. Если хотите, я буду давать вам индивидуальные задания и вы быстро догоните остальных. – Она бросила взгляд на стоянку машин.
– Кто-то должен подъехать? – спросила я.
Она повернулась ко мне.
– Должна подойти моя дочь. Имеет намерение похитить мою машину. Опять укатит куда-то на целый вечер, а я добирайся домой на перекладных.
– Нет проблем, я вас подброшу.
Ре опять заговорила о своих курсах по рисованию, видимо, она надеялась отодвинуть наш разговор.
– Я сама начала рисовать в двенадцать лет. Даже сейчас помню, как это было. Шестой класс. Мы на экскурсии в небольшом парке с прудом. Каждый выбирал сюжет для своего рисунка. Все бросились к фонтану – там в середине были мраморные скульптуры. А я подошла к ограде и стала рисовать сетку. Знаете, бывает такая – с крупными ячейками. И у меня получился совершенно потрясающий, живой рисунок. А у остальных – обычные для шестиклассников картинки. Это было как озарение – как будто что-то щелкнуло в мозгу. После этого я всегда была лучшей в классе по рисунку. Рисовала все подряд.
– Просто зависть берет. Я всегда считала, что рисование – это нечто недостижимое. Могу я спросить вас про Изабеллу? Вы говорили, что у вас не очень много времени.
Она отвернулась, голос сразу стал глуше:
– Конечно, спрашивайте. Почему бы и нет? Я разговаривала сегодня днем с Симоной, она передала, что
– Простите, кажется, я напутала с Морли Шайном. Из его бумаг следовало, что он уже встречался с вами. Мне нужно прояснить кое-какие неясные моменты.
Она нервно повела плечами.
– Я об этом человеке впервые слышу, еще раз говорю вам. Предложи вы мне вторично поговорить на ту же тему, я бы точно отказалась. Так что же вы хотели от меня?
– При каких обстоятельствах вы встретились с Изабеллой впервые?
– Это случилось в университете. На занятиях по графике. Мне тогда было восемнадцать, у меня уже был ребенок, но не было мужа. Типпи исполнилось два года. Ее отец, надо признать, часто помогал нам, сидел с ребенком, выручал с деньгами. Но это был совсем не тот мужчина, который был мне нужен...
Я тут же мысленно представила себе юного наркомана с прыщом на носу, долговязого, с длинными непромытыми патлами.
– ...Изабелле к тому времени исполнилось девятнадцать, она была обручена с парнем, который впоследствии погиб в какой-то глупой потасовке на прогулочной яхте. Мы с ней, конечно, не были готовы к тому потоку дерьма, который вылила на наши головы судьба, но из передряг вышли подругами на всю жизнь. Мы дружили четырнадцать лет, и мне ее теперь по-настоящему не хватает.
– Вы дружите и с Симоной?
– Да, в какой-то степени, но это совсем не те отношения, которые были у меня с Изабеллой. Они хотя и сестры-двойняшки, но совершенно разные по характеру... просто удивительно, как бывает. Изабелла была совсем особенным человеком. Да-да, я не преувеличиваю. У нее был настоящий талант. – Она помолчала, сделала последнюю затяжку и выбросила окурок на стоянку. – Типпи очень привязалась к Изабелле, та была для нее второй матерью. Она даже доверяла ей те секреты, которые скрывала от меня. Я не обижаюсь, так бывает в жизни. Я уверена, есть вещи, которые матерям лучше не знать совсем. – Ре подняла кверху палец: – Давайте устроим перерыв, я пойду взгляну, как там дела в классе.
Она приоткрыла дверь в класс. Я увидела, как один из учеников, мужчина лет шестидесяти, с совершенно растерянным лицом поднял руку, подзывая преподавательницу.
– Подождите секунду, – бросила мне Ре. – Мне за это платят, надо отрабатывать.
Мужчина что-то зашептал на ухо Ре. Та отвечала ему жестами, очень похожими на язык глухонемых. Мужчина, однако, понял не сразу, а только со второй попытки. Натурщица в очередной раз сменила позу. Теперь она сидела на высоком табурете опершись одной ногой о перекладину. Я видела линию ее согнутой ноги и ягодицы, сплющенных о жесткое сиденье табурета. Ре двигалась по рядам, переходя от мольберта к мольберту.
Я услышала у себя за спиной шаги и обернулась. Но мне приближалась девушка в тугих джинсах и высоких шнурованных ботинках. На ней была ковбойская рубашка, через плечо – ковбойская сумка. Типпи. Судя по лицу, не совсем удачная копия своей матери, но оставалась надежда, что позже она обретет какую-то свою красоту. Пока что Типпи представляла карандашный набросок к картине, которую собираются писать маслом. Широкие скулы, припухшие щеки несколько смягчали неплохие зеленые глаза, и длинные волосы, унаследованные от матери. Ей было около двадцати, чуть меньше или чуть больше. Она улыбнулась мне.