«Н» – значит невиновен
Шрифт:
Я села в машину и задумалась. Типпи – отличная девчонка, хотелось, чтобы ей повезло в предстоящем разбирательстве. В конце концов все у нее будет нормально, в этом я была уверена. Но боль причинила ей я. Конечно, и она виновата, но, с другой-то стороны, она же как-то гасила угрызения совести все эти шесть лет. Наверное, держала все в себе, плакала в подушку. Но что сделано, того не изменишь. Я вернулась к мыслям о собственной работе. Как мне надоели все эти скандалисты, как надоели их обвинения и угрозы. Разве я нанималась, чтобы выслушивать это? Я нанималась, чтобы расследовать порученное дело. И закончу его, уж будьте уверены.
Я
Сквозь стекло галереи, соединяющей мою половину с половиной Генри, я разглядела, что на его кухне ланч в самом разгаре. Уильям и Рози склонились друг к другу и о чем-то ворковали. Вероятно, темой разговора были боли в перикарде, колиты и гастриты. Генри выглядел довольно мрачным, он был явно чем-то огорчен – я его давно таким не видела. Поддерживая кипу бумаг коленкой, я только так смогла отпереть свою дверь. Не успела вывалить досье на стул, как вошел Генри с заставленным подносом – курица в лимонном соусе, овощное рагу, салат, домашние булочки.
– Привет, как дела? Это что, все мне? Ну и вкуснятина! Как проходит ланч? – спросила я.
Генри поставил поднос на стол.
– Ты не поверишь, – сказал он.
– Что ты имеешь в виду? Неужели Рози не смогла привести Уильяма в чувство?
– Это уже пройденный этап. – Генри озабоченно потер лоб. – Он забыл о своих болячках. Ты знаешь, что теперь делает Рози? Она флиртует с ним!
– Рози со всеми флиртует.
– Да, но и Уильям не остается в долгу, – сокрушенно проговорил Генри, доставая для меня из шкафа нож и вилку.
– Ну, положим, в этом нет ничего страшного, – сказала я и по глазам Генри поняла, что ошибаюсь. – Разве это опасно?
– Ты ешь, а я буду рассказывать. Предположим, у них дело дойдет до чего-то серьезного. Что тогда будет?
– Генри, они знакомы-то всего два дня. – Я решила начать с домашних булочек – они были ужас до чего аппетитные.
– Уильям собирается пробыть здесь две недели. У меня волосы дыбом встают, когда я думаю, что может развернуться в оставшиеся тринадцать дней.
– Ты, оказывается, умеешь ревновать.
– При чем тут ревность! Я просто в ужасе.
Сегодня утром все шло нормально. Уильям болтал о колитах, дважды мерил себе давление. Потом еще примерно час мучился по поводу каких-то непонятных симптомов. Затем мы пошли на похороны и там все было более-менее. Когда вернулись, он решил передохнуть и отправился к себе в комнату. В общем, он был тем же старым добрым Уильямом. Нет, честное слово, меня это не очень раздражало. Затем я накрыл на стол и явилась Рози – вся накрашенная. И что я вижу? Они сидят, голова к голове, смеются и воркуют, как пара голубков!
– Что в этом плохого? Рози – просто клад! – Я перешла к курице и тут только почувствовала, как смертельно проголодалась.
– Мне тоже нравится Рози. Она великолепна. Но я не могу представить ее в роли своей НЕВЕСТКИ!
– До этого дело не дойдет.
– Думаешь? Тогда пойди и послушай, о чем они там говорят. У тебя глаза на лоб полезут.
– Ну-ну, Генри, не преувеличивай. Уильяму уже восемьдесят пять лет. Рози
– Вот и я об этом говорю. Она для него слишком молода.
Меня начал разбирать смех:
– Ты что, серьезно?
– Я-то серьезно, а вот ты – нет. Что будет, если у них начнется "страстная" любовь? Можешь ты представить их вдвоем, в его спальне?
– По-твоему, Уильям уже не имеет права на сексуальную жизнь? Генри, ты меня удивляешь, это на тебя не похоже.
– По-моему, я просто здраво рассуждаю.
– Но он же еще ничего не натворил! Мне казалось, ты мечтал о том, чтобы он перестал ныть о своем здоровье. Твоя мечта сбывается. Теперь он переключится на другую тему.
Генри уставился на меня, его начали одолевать сомнения.
– Значит, тебе не кажется, что заводить роман в его возрасте вульгарно?
– Да нет, наоборот, это великолепно. У тебя ведь и у самого не тан давно был роман.
– И чем это кончилось, ты, надеюсь, помнишь?
– Главное, что ты остался в живых.
– Но останется ли в живых Уильям, вот в чем вопрос. Я все пытаюсь представить себе, как Рози полетит на Рождество в Мичиган. Я вообще-то не сноб, но, по-моему, у Рози нет понятия о хороших манерах. Например, ей ничего не стоит при всех начать ковырять в зубах.
– Слушай, по-моему, ты рано забеспокоился.
Он пожевал губами, видимо, обдумывая разные варианты.
– Да, видимо, отговаривать их бессмысленно. Они все разно сделают так, как захотят.
Я молчала, делая вид, что в данный момент меня ничто на свете не интересует, кроме еды.
– Как вкусно! Пальчики оближешь, – сказала я умиротворенно.
– Там останется кое-что на ужин, – пообещал Генри. Он показал на бумаги, сваленные на столе: – У тебя много работы?
– Да, вот поем и примусь за дела.
– Хорошо, не буду забивать тебе голову чепухой. У тебя и без этого есть о чем подумать. – И он по-стариковски вздохнул.
– Ты все-таки держи меня в курсе, – попросила я.
– В этом можешь не сомневаться.
Мы попрощались, я закрыла за ним дверь и отправилась наверх. Платье на все случаи жизни и колготки отправились обратно в комод, на смену им появились джинсы, свитер, носки и кроссовки. Райское наслаждение.
Очутившись опять внизу, я открыла банку "диет-пепси" и погрузилась в бумаги. Первым делом разложила на столе все документы по порядку – отдельно досье, отдельно записные книжки, отдельно рабочие отчеты о беседах. Я составила полный список людей, с которыми Морли успел встретиться, и выписала, что сказал каждый из них. Все это я заносила на каталожные карточки, они ложились передо мной аккуратными рядами. Я составляла такие картотеки по каждому делу, с которым работала, и уже не могла без них обойтись. Меня научил этому приему Бен Берд уже в самом начале моей карьеры. Как я теперь понимаю, скорее всего Бен позаимствовал эту технику у Морли Шайна. Я улыбнулась. Свою фирму они называли агентством Берда-Шайна, эти старомодные сыщики с вечными бутылками виски в ящиках стола. В их пору больше всего было "матримониальных" расследований, попросту говоря, выяснений доказательств супружеской неверности. Супружеская измена воспринималась тогда как оскорбление общественной нравственности, как покушение на устои и тому подобное. Теперь это совершенно обыденная вещь, что-то вроде ни к чему не обязывающей болтовни случайно встретившихся знакомых.