«Н» – значит невиновен
Шрифт:
Я поднялась по ней. Не самое лучшее место на свете для жилья, но зато чисто. Я не любитель завитушек, а обои на стенах были в викторианском стиле. Но цвета веселенькие.
Квартира номер шесть. Я постучала в дверь. Через мгновение на пороге появилась Лаура, затягивая на ходу хлопковое кимоно. Ее медсестринские туфли небрежно валялись в прихожей, в ванной комнате вовсю шумела вода, указывая, что времени для разговора совсем немного. Вся квартира – две большие комнаты и ванная. По потолку шли деревянные балки, выкрашенные темным лаком. Мебели
– Как вам моя квартира?
– Нормально. Мне всегда интересно, как живут люди.
– А как живете вы сами?
– Примерно так же. Предпочитаю простую обстановку, – сказала я. – Не люблю работать только для того, чтобы оплачивать бесчисленные счета.
– А я ненавижу жить вот так, в одиночестве. Присаживайтесь, если хотите.
– Неужели это так плохо – жить одной?
– Конечно, разве вы так не считаете? Ужасная штука – одиночество. Пустота. Разве кто-нибудь добровольно согласится жить вот тан? – Она обвела комнату рукой, но явно имела в виду совсем не мебель. Затем пошла выключить воду. Судя по аромату трав, ванна будет лечебной.
– А мне такая жизнь нравится. По крайней мере, никто не лезет с советами, – сказала я.
Лаура вернулась.
– Надеюсь, так я буду жить не всегда. Как видите, я не смиряюсь со своим одиночеством.
– Разве кто-то, кроме нас самих, способен понять нас? Каждый сам по себе.
– О, перестаньте. Не люблю я этих разговоров, – перебила меня Лаура. – Тан зачем я вам понадобилась?
– Мне надо поговорить с вами по поводу Морли Шайна. Он ведь назначал встречу на прошлую субботу?
– Да. Только почему-то не соизволил прийти.
– Его жена утверждает, что в тот день он ездил к себе в офис.
– Я была там ровно в девять. Прождала его целых полчаса, а потом уехала.
– Где вы его ждали? В его кабинете?
– Нет, была на улице, сидела в своей машине. А почему вы спрашиваете? Есть какая-то разница, где я ждала – снаружи или внутри?
– Да нет, особой разницы нет. Просто меня интересует коробка с заказом, которую Морли должен был получить в этот день.
– Вы имеете в виду эту коробку из кондитерской?
– Так вы ее видели?
– Да, конечно. Я же говорю, я сидела в своей машине. Фургон, который развозит заказы из кондитерской, притормозил рядом с моей машиной. Вылез какой-то парень с коробкой белого цвета. Он прошел мимо меня и спросил, не я ли Марла Шайн? Я сказала, что он перепутал, что его клиента зовут Морли Шайн, но его еще нет. Тогда парень попытался всучить эту коробку мне, но я и так ждала уже довольно долго и собиралась уезжать. Ненавижу попусту терять время. Я же вам говорила, что меня ждала в тот день масса дел.
– И что парень сделал потом с этой коробкой?
– С коробкой? Не помню. По всей видимости, поставил ее на крыльцо.
– Название кондитерской вы случайно не запомнили?
– Нет, мне это было ни к чему.
– Морли умер не своей смертью.
Она только проговорила: "Неужели?" Ее удивление казалось совершенно искренним.
– Вероятно, в той белой коробке лежал струдель. Я только что разговаривала по поводу этого струделя с судебно-медицинским экспертом.
– Так в этой коробке лежала отрава?
– Получается, что так.
– И что вы собираетесь делать?
– Пока не знаю. Морли удалось узнать что-то очень важное. Кажется, я начинаю догадываться, что именно.
– Жаль, что он не успел ничего сказать перед смертью.
– Ну, в определенной степени успел. Я уже знаю, в каком направлении развивалась его мысль. Он ведь много лет был партнером человека, который учил меня ремеслу частного детектива.
– Может быть, я могу вам помочь еще в чем-то?
– Нет, спасибо, пока все. Теперь принимайте свою ванну.
И снова автострада. Свернув на нее, я домчалась до поворота на Каттер-роуд, затем повернула налево по направлению к Хорток Равин. У меня было такое чувство, что уже неделю без остановки я мотаюсь между этими тремя точками – Колгейт, Санта Тереза, Хортон Равин. Вторая половина дня выдалась пасмурной, типичный декабрь с температурой около пятидесяти по Фаренгейту. На такую погоду жалуются только избалованные солнцем калифорнийцы. Я припарковала машину у ворот и нажала на звонок. На этот раз открыла сама Франческа. Она была в шерстяном коричневом платье, на спину накинула свитер.
– Кинси? Вот уж не ожидала увидеть вас так скоро. – Она удивленно вскинула брови и внимательно посмотрела на меня: – Что-нибудь случилось? Вы какая-то не такая. Плохие новости?
– Да, но сейчас не об этом. У вас есть время для разговора? Мне нужно кое о чем спросить.
– Конечно. Заходите. Гуда ушла на рынок, а я как раз пью кофе у камина на веранде. Присоединяйтесь ко мне. На улице сейчас так противно.
"Сейчас везде противно, не только на улице", – подумала я. Мы зашли на кухню, выкрашенную в два цвета – черный и белый, с огромными окнами. Единственным цветным пятном здесь были красные тарелки. Франческа взяла чашку для меня, и мы вышли на веранду.
– Хотите со сливками, с сахаром? Есть еще молоко.
– Молоко – именно то, что надо; – сказала я. Мне не хотелось пока говорить про Морли. Франческа поглядывала на меня, пытаясь отгадать цель визита. Видимо, плохие новости накладывают на человека свой отпечаток.
Франческа устроилась в своем кресле: перед моим приходом она читала книгу Фэй Уэлдон, закладка была уже на последних страницах. Я тысячу лет не сидела вот так с книгой целый день. Франческа налила кофе. Я поблагодарила ее, она чему-то усмехнулась и положила к себе на колени подушку. Положила и начала ее теребить.