Н.Ф. (ненаучные фантазии)
Шрифт:
Шуктомов высморкался, запихнул скомканный платок обратно в карман.
– Неожиданная встреча, Никодимов, - ответно улыбнулся он, радостно сдавливая твёрдую лопатообразную, мозолистую ладонь шофера.
– Рад снова свидеться, Никодимов. А мне говорили, что тебя отправили в Казахстан, в длительную командировку.
– Какое там, Пётр Александрович. Отправляли, отправляли и не отправили. Выдали сухим пайком на четыре месяца, подъёмные, командировочные, напарника дали, Петьку Хмарова из второй спецавтколонны. Езжай, говорят, дорогой товарищ Никодимов, уважаемый Анатолий Валентинович, возить бригады обслуживания по засушливой
– Со мной, со мной, Никодимов, - рассмеялся Шуктомов, усаживаясь на боковое сиденье, предназначенной для кондуктора.
– Куда едем, Пётр Александрович?
– спросил Никодимов, включая первую передачу.
– Разве тебе не сообщили, Никодимов?
– Пётр Александрович щёлкнул замками бриф-кейса, доставая потрёпанный томик избранных произведений Рея Бредбери.
– Никак нет, товарищ Шуктомов. Сказали, подъехать к дому двадцать пять по Ореховой улице ровно в тринадцать тридцать. Остальное на усмотрение пассажира.
– Секретчики, - усмехнулся Пётр Александрович, - перестраховываются.
– Ещё бы, - сказал Никодимов, разгоняя автобус, - в свете остроты текущего момента и принципиальности развернувшегося соревнования.
Шуктомов многозначительно хмыкнул и спросил Никодимова:
– Когда это вы, Анатолий Валентинович, успели стать таким чрезмерно политизированным товарищем? Раньше за вами подобной осторожности не замечалось. Наверное, газеты много читаете, на всех политинформациях безоговорочно присутствуете, конспекты ведёте?
– А что, Пётр Александрович, - Никодимов сбил промасленную кепку на затылок, - осторожность нам нынче совсем даже не помешает. В разумных пределах, разумеется.
– Верно мыслите, Никодимов. Разумная предосторожность нам, безусловно, необходима. Однако, разумность охранительных мер зачастую начинает перехлестывать через край и превращается в ничем необоснованную подозрительность, приносящую скорее вред, чем пользу. Мы с тобой находимся внутри особо защищённого и тщательно охраняемого периметра, и у меня, по-крайней мере, нет поводов сомневаться в его надёжности и безопасности. Хотя, конечно, ты, Никодимов, ни в чём не виноват... Ладно, замнём эту тему для ясности. Не тот уровень, Никодимов. Это мои заморочки. Только ты не обижайся, шофёр.
– Обижаться?
– удивился Никодимов.
– На что мне обижаться, товарищ Шуктомов. Я, как вы правильно отметили, шофёр, Пётр Александрович, обыкновенный водила. Моя работа баранку крутить и пассажиров развлекать, если они не против моей болтовни.
– Обиделся, - сказал Пётр Александрович, прихлопывая книгой по коленке, - ну, извини, брат Никодимов, ничего личного, только одна голая констатация факта.
– Есть немного, - после недолгого молчания признался Никодимов.
– Совсем чуть-чуть, - он показал, насколько мизерна была его обида и переспросил: - Так куда едем, товарищ Шуктомов?
– На Десятую Стартовую, Никодимов, -
– Что читаете, Пётр Александрович?
– Рея Бредбери, Никодимов, американского писателя-фантаста. Роман читаю. "Марсианские хроники".
– Злободневная тема, Пётр Александрович.
– Актуальнейшая. В свете накала борьбы. За первенство в освоении планет Солнечной системы.
– От сказанного не отрекаюсь, - гордо провозгласил Никодимов.
– И о чём пишет этот Бред-бери?
– О разном. О Земле, о Марсе, о людях. О ракетах пишет.
– Во, - воскликнул Никодимов.
– Прочтите, Пётр Александрович. Про ракеты...
– Про ракеты, - сказал Шуктомов.
– Добро, Никодимов. Прочту я тебе про ракеты. Он начал перелистывать страницы в поисках нужной.
– Вот, нашел. Глава называется "Ракетное лето". Слушай, Никодимов.
"Только что была огайская зима: - декламировал Шуктомов, - двери заперты, окна закрыты, стекла незрячие от изморози, все крыши оторочены сосульками, дети мчатся с горок на лыжах, женщины в шубах черными медведицами бредут по гололедным улицам.
И вдруг могучая волна тепла прокатилась по городку, вал горячего воздуха захлестнул его, будто нечаянно оставили открытой дверь пекарни. Зной омывал дома, кусты, детей. Сосульки срывались с крыш, разбивались и таяли. Двери распахнулись. Окна раскрылись. Дети скинули свитера. Мамаши сбросили медвежье обличье. Снег испарился, и на газонах показалась прошлогодняя жухлая трава.
Ракетное лето. Из уст в уста с ветром из дома в открытый дом - два слова: Ракетное лето. Жаркий, как дыхание пустыни, воздух переиначивал морозные узоры на окнах, слизывал хрупкие кружева. Лыжи и санки вдруг стали не нужны. Снег, падавший на городок с холодного неба, превращался в горячий дождь, не долетев до земли.
Ракетное лето. Высунувшись с веранд под дробную капель, люди смотрели вверх на алеющее небо.
Ракета стояла на космодроме, испуская розовые клубы огня и печного жара. В стуже зимнего утра ракета творила лето каждым выдохом своих мощных дюз. Ракета делала погоду, и на короткий миг во всей округе воцарилось лето..."
– Как написано, - выдохнул Никодимов, с чувством ударяя ладонью по рулю.
– Силища. Правильный товарищ, Пётр Александрович. Ракетное лето. В самое нутро целит, аж до печёнок забирает. Видите, что кругом твориться. Горит всё вокруг! Вон, смотрите! Ещё одна взлетает!
Шуктомов навалился на разогретый капот.
– Что делается! Взорвалась к чёртовой матери! Семнадцатая ракета упала! Горит всё вокруг!
– возбуждённо крикнул Никодимов, отворачиваясь от лобового стекла к Шуктомову.
– Семнадцатая ракета за неделю падает, товарищ Шуктомов! Леса горят вокруг, не переставая. Ужас, что творится, не успевают тушить! Едва погасят, как снова полыхать начинает. А по мне, всё просто! Горит?! Чёрт с ним, пускай горит! Главное - вперёд, вверх, не оглядываясь! Главное - не останавливаться! На Марс, товарищ Шуктомов! На Марс, без оглядки на окружающие разрушительные последствия. Пожары мы потушим, леса взамен сгоревших насадим!