На 127-й странице
Шрифт:
– Чудеса, – искренне удивился я.
– Я вы можете рисовать? – спросила миссис Донахью.
Этим вопросом меня прострелило насквозь. Там, в прошлой жизни мне приходилось сидеть с внуком, а дочь не разрешала показывать ему мультики. Приходилось выкручиваться. Я доставал карандаши, фломастеры, черновые листы бумаги, которые с работы приносила дочь, и мы вместе с внуком заполняли их своими «творениями». Он – по-своему, я – по-своему.
– Немного могу.
– Нарисуйте что-нибудь!
– Но где?
– Ну, хотя
Я подошел ближе к этюднику и оказался почти вплотную к этой молодой женщине. Она не отодвинулась.
– Но тогда, возможно, я испорчу его, – сказал я, глядя в ее такое близкое лицо. У нее были черные, соболиные брови, прямой нос, тонкие губы, а зеленые глаза игриво смотрели из-под шляпки.
– А, вы постарайтесь, – она все же сделала шаг назад.
Я пожал плечами. Снял рисунок, нашел немного свободного пространства на столе этюдника, взял карандаш и начал.
– Что это? – изумилась миссис Донахью.
Над нарисованным ею океаном непонятные крылатые существа несли на руках маленькую девочку.
– Это летучие обезьяны, – разъяснил я. – Они несут на руках маленькую девочку Элли, которую называют Феей убивающего домика.
Такие рисунки карандашом мне удавались. Там штришок, здесь другой. Так и получался у меня рисунок. Ну, а темы для рисунков мне подсказывал внук.
– Это что опять сказка? – удивилась миссис Донахью.
Для того чтобы лучше рассмотреть, что я рисую, она снова пододвинулась ко мне и коснулась плечом. Я ощутил ее дыхание и аромат. «М-м, я готов так рисовать вечно!».
Я добавил еще парочку обезьян с крыльями. В их руках оказался Страшила. Его глаза были вытаращены, а из головы летела солома. Потом я еще добавил обезьян, теперь с Дровосеком. И, наконец, появилась последняя парочка, которая несла Трусливого льва.
– Это ваша соотечественница, – указал я на Элли. – В Канзасе случился ураган. Домик ее родителей, вместе с ней унесло в волшебную страну. И это только часть приключений, которые случились с ней в этой стране.
Миссис Донахью посмотрела на меня и с наигранной серьезностью сказала:
– Никакой вы ни лорд, мистер Деклер. Вы, наверное, потомок братьев Гримм?
– Не соглашусь, – возразил я. – У меня даже есть доказательства.
Я хотел эту женщину все сильнее и сильнее, и уже был готов на все.
– Какие-нибудь грамоты, гербы?
– Нет, совсем, совсем не то!
– А что же тогда?
– Понимаете, каждый прирожденный аристократ имеет одну особенность…
– Какую? – молодая женщина заглотнула наживку, а меня уже невозможно было остановить.
– Знаете, у кошек есть такие полоски поперек спины?
– Да.
– Так вот у прирожденных аристократов есть такие же полоски только вдоль спины.
– Что? Вы шутите?
– Нет, не шучу. И поскольку вы усомнились в моей правдивости, то
– Что? Прямо здесь!? – миссис Донахью была восхитительна. Ее щеки раскраснелись, а глаза блестели.
– Нет. В моей каюте, – не моргнув глазом, ответил я. Вот сейчас заодно и проверим, работает ли метод поручика Ржевского для организации близкого знакомства с незнакомой женщиной.
Миссис Донахью внимательно и с какой-то повышенной серьезностью оглядела меня:
– Мои знакомые говорят, что все английские лорды – извращенцы. Что им только мальчиков подавай. Что скажите?
– Наглая ложь! Готов развеять и эту небылицу!
Миссис Донахью рассмеялась, но тут же прикрыла смеющийся рот обеими ладошками, а потом тихо сказала:
– Хорошо. Пойдемте.
Мы стали спускаться в коридор, ведущий к каютам первого класса. Мое сердце бешено колотилось в груди. Когда я взял миссис Донахью за руку, чтобы помочь спуститься по лестнице, ее рука слегка дрожала.
– Куда теперь? – чуть хрипло спросила она.
«О, боже! Я не выдержу, – прорычал я про себя».
– Сюда. Вот моя каюта.
Дверь была не заперта. Наверное, я ее так и оставил.
Я открыл дверь и пропустил миссис Донахью вперед.
– Хм, – сказала миссис Донахью.
– Генрих, – сказал я. – Ты что здесь делаешь?
Это был тот самый Генрих, который помогал мне по хозяйству в Сан-Франциско. Он же тупыми ножницами состригал мне волосы вокруг раны на голове.
Сразу Генрих не смог ответить. Его рот был занят остатками омлета, который я не доел утром. Он пыхтел, краснел, но ничего не мог сказать. Когда же, наконец он проглотил пищу, то почему-то обратился не ко мне, а к миссис Донахью.
– Мисс, вы не подумайте ничего такого, – быстро залепетал он. – Я не собирался ничего воровать.
– А это, – он кивнул на опустошенную тарелку. – Я просто не смог удержаться.
– Мистер Деклер меня знает, – скороговоркой продолжил он. – Я носил ему воду и фрукты в Сан-Франциско. Мы даже один раз играли в доктора.
– В доктора? – заинтересовано переспросила миссис Донахью. – Как интересно?
Я молчал. Оправдываться в таких ситуациях бесполезно.
– Пожалуй, я пойду, – подвела итог миссис Донахью. – Порисую еще немного.
Я закрыл за ней дверь, сел на кровать и посмотрел на, все еще стоящего посередине каюты, Генриха:
– Что случилось, Генрих?
– Я не хотел, чтобы все так получилось, мистер Деклер. Просто, … просто, у меня мама умерла, – сдавленным голосом проговорил он и расплакался.
В это время миссис Донахью подошла к оставленному этюднику, закрепила новый лист бумаги и смочила его водой из бутылочки. Потом взяла кисть, посмотрела на краски, словно раздумывая с какой начать, и произнесла: