На арене со львами

Уикер Том

— Жизнь стала пустой.

И тогда Морган все понял.

Пусть Мэтт твердит, Сколько угодно, будто им нужно было чем-то себя занять, чтоб не думать о Кейт, но разгадка не в этом. Разгадка в том, что, потеряв ребенка, который так много значил в их жизни, они просто не могли потерять остальное.

Слушая Мэтта Гранта вполуха, Морган все-таки знал, о чем он говорит…

— …но после смерти девочки нам пришлось сделать изрядную подкачку своим людям, потому что теперь уж сомнений не было, Хант выставляет свою кандидатуру на первичных выборах; и ни вице-президент, ни черт, ни дьявол его не остановят. Мы тогда сидели в этой вот самой комнате, и многие из наших одобрили Ханта, хотя он и словом не обмолвился

о Кейт, да и вообще никогда не пытался сыграть на ее смерти. Но именно в это время он побывал на приеме у президента — вы, Данн, наверно, помните — и выложил перед ним все карты. Вернулся он вне себя от ярости. Вот что там произошло. Сперва Хант заверил президента, что если б он снова мог выставить свою кандидатуру, ему, Ханту, и в голову не пришло бы встать ему поперек пути. Потом он стал объяснять, что в истории с Хинменом виноват сам Хинмен, а не он, Хант. И наконец, заявил, что он всегда был предан партии, он доказал это в прошлом году во время выборов в конгресс, и единственное, чего он хочет, это вступить в игру на равных с остальными претендентами, а не оказаться вне игры еще до ее начала.

Но Старик был упрям, хоть кол у него на голове теши, вам-то это известно, Данн. Он сидел с каменным лицом и молчал, а когда дошло до главного, снял очки, подышал на стекла, протер их носовым платком, снова надел — Ханту каждое движение навсегда врезалось в память, да и мне тоже, когда он пересказал этот свой разговор с президентом,— и говорит:

— Если поступаешь с людьми по-свински, не удивляйся потом, что от тебя начнут воротить нос. Я уже связал себя словом.

— Кому же вы дали слово? Вице-президенту?

— Моей партии. Хотите совет, сенатор?

— Ваш совет, господин президент, я безусловно приму.

— Саданите партийных лидеров что есть силы. Народ это всегда привлекает, а вы получите единственную возможность чего-то добиться.

— Но лично к вам, господин президент, я не питаю враждебности.

— И я к вам тоже. Но с моими людьми в сенате и в партии дело обстоит по-другому. Вы это знаете. Знаете и то, что я против них не пойду.

— Ну что ж,— сказал Хант,— мне все ясно.

Но при этом он осатанел. Вышел из кабинета и заявил репортерам, что президент уже связал себя словом, но если он, Хант, убедится, что народ за него, он выставит свою кандидатуру и не позволит партийным лидерам ему помешать. Между нами говоря, он решил идти напролом, не взирая ни на что, пускай бы даже сам президент попросил его устраниться. Так что очень скоро он официально объявил о своем решении, и не успели мы оглянуться, как уже февраль и выборы на носу — словом, судите сами: Хант не пробыл в сенате и одного срока, отроду ему всего сорок три года, а вступает в единоборство с вице-президентом Соединенных Штатов, который посвятил политике больше полувека и за свою жизнь пожал руку стольким избирателям, сколько насчитывается населения в добром десятке стран вместе взятых. Но в те дни Хант Андерсон был убежден, что его призвание — сражаться с ветряными мельницами. И как раз в эти дни фильмы Дэнни О’Коннора оказались для нас бесценным кладом.

Мы крутили в нашем штате две серии. Одна у нас называлась «Молчаливый гигант», но обе серии Дэнни сделал в своем излюбленном стиле, то есть без музыки и текста, длительностью всего от сорока секунд до минуты. Помните фильм, как Хант спускается по лестнице Капитолия вниз, приближаясь к телевизионной камере, а на заднем плане видно здание Верховного суда? Он подходит все ближе, ближе, план становится все крупней, и вот уж перед вами во весь экран его честное, открытое лицо. Кадр застывает, и из глубины наплывают слова «Во имя интересов Народа». И его имя. Только и всего. В другом фильме его показали среди толпы, он пожимает людям руки, они рвутся, пробиваются к нему, а он стоит, возвышаясь над всеми, как великан, и улыбается. И опять никакого дикторского текста или музыки, только слова: «Пусть решает Народ».

Самым лучшим,

на мой взгляд, был фильм «Он знает, что делает». Там Хант встает в своем кабинете из-за стола и один идет по нескончаемому коридору сената, потом спускается в лифте, едет через подземный переход в вагончике, все так же один, и наконец входит в зал, где разбирается положение сезонных рабочих, берет молоток и ударяет с такой силой, будто хочет разнести железную плиту. Подан он был в этом фильме с упором на волю и независимость — сильная, яркая личность, сами понимаете, и скажу вам откровенно: если б Дэнни хоть немного смыслил в политике, занимался ею профессионально, ему никогда не создать бы вещь столь простую и сильную. Вы не сочтите это за выпад против профессиональных политиков, Данн.

Другая серия была посвящена различным проблемам, но и эти ленты тоже были очень своеобразны. Когда Хант приехал в Вашингтон месяца за два до начала кампании, он пригласил к себе группу студентов и профессоров, и Дэнни с кинооператором и звукооператором трудились целый день и всю встречу от начала до конца сняли и записали. А потом Дэнни вырезал из отснятой ленты те куски, которые ему понравились, и сделал рекламные фильмы: Хант в дружеской беседе со студентами, они задают ему самые разнообразные и неожиданные вопросы, а он отвечает, и вокруг молодые лица. Это он сознательно нажимал на молодость, потому что к тому времени уже стало известно, что вице-президент выдвигает свою кандидатуру, а он был стар, как господь бог, выглядел совсем дряхлым. Конечно, и у Ханта Андерсона имелись свои недостатки, почти все они не были для меня секретом, но скажу вам, положа руку на сердце: когда в небольшой комнате собиралось несколько человек и все чувствовали себя свободно, непринужденно, тут у Ханта не было равных.

По тем временам такие передачи о политических деятелях были в новинку, и уж тем более никогда героем их не оказывался вице-президент. Так что наши фильмы сразу же покорили весь штат. Дэнни оказался прав: сам Хант мог бы и вовсе там не показываться. Но уже много лет никто из кандидатов не ездил в этот штат на первичные выборы, а вице-президент заявил в пространной речи, что такие «гастроли» несовместимы с высокой должностью, которую он занимает. Джо Бингем тогда орудовал на Юге. И Хант решил всем этим воспользоваться.

Однажды утром, за две недели до первичных выборов он появился на главной улице одного из городов этого штата и стал пожимать руки жителям. А днем он уже был в другом городе, на следующий день посетил еще два — и все местные газеты принялись взахлеб кричать о человеке, который лично приехал в их богом забытый штат и просит поддержать его кандидатуру на президентских выборах. Еще через день опубликовали список его приверженцев, и все были просто ошеломлены. Одна из оппозиционных газет съязвила, что Хант, надо полагать, выбрал себе представителей прямо из уличной толпы, когда пожимал избирателям руки, и никто за пределами городишек, где эти люди живут, никогда про них и слыхом не слыхал. Эти никому не ведомые имена особенно выиграли рядом со списком вице-президента, где значились все сколько-нибудь заметные деятели штата: губернатор, два сенатора, два члена конгресса и так далее вплоть до финансовых тузов и окружных шерифов.

— Вы-то прекрасно знаете, где он этих людей взял,— сказал Данн.— Уж во всяком случае, не в уличной толпе, когда пожимал избирателям руки. Он взял их там, где брал всех своих сторонников, куда бы он ни приезжал. Это были люди, которых давно привлекала политика, они рвались провести преобразования и хорошенько встряхнуть штат или же просто оттеснить стариков и занять их место. Они до смерти перепугали партийных руководителей, и те не подпускали их к себе на пушечный выстрел. Вот они и вынуждены были сидеть сложа руки да ждать человека, который повел бы их за собой — и Андерсон повел их. Там меня не было, но я это знаю, потому что так случалось всюду, где бы он ни появлялся.