На арене со львами
Шрифт:
— Ей было очень тяжко,— сказал Морган,— Она так хотела, чтобы тебя выбрали. Она хотела этого не меньше, чем ты.
Губы Андерсона досадливо искривились, он отхлебнул виски, потом снова заговорил.
— Ты все верно излагаешь, Морган, совершенно верно. Думаю, мне тоже не дано забыть того, что случилось.
— А что случилось? — снова задал вопрос Морган, хотя и не надеялся уже получить ответ.
— То, что я сказал тебе минуту назад. Морган, почему бы тебе не подлить немного виски в ключевую водичку, которую ты напрудил в бокал?
И сколько Морган его ни напаивал, сколько ни наседал, никаких откровений он больше не добился ни в тот вечер,
— Что до меня, не хочется мне думать, что Андерсон сломался,— сказал Кэрли Лейтон. Они уже подошли вплотную к дому. У подъезда почти не осталось автомобилей, только слабо попахивало выхлопными газами и тонкая пелена пыли висела в теплом вечернем воздухе.— Но если даже это так, одного я не могу понять и не пойму никогда. Его жена одна из самых сильных и толковых женщин, каких я знавал, да к тому же красотка. Как могла она такое допустить?
Джоди уложил Андерсона в постель, а Морган вышел в холл и стал подниматься по винтовой лестнице. Когда голова его оказалась на уровне второго этажа, он увидел тонкую полоску света, тусклую, как от свечи, перерезавшую коридор. Много раз поднимался он вечерами по этим ступенькам, останавливался у дверей Кэти, прислушивался и не слышал ничего, только громкие удары своего сердца, свое частое дыхание, вздохи и скрипы старого дома. Не раз брался он за дверную ручку, хотелось ее повернуть, влекла мягкая, засасывающая темнота за дверью. Он знал, что дверь не заперта, что он может ее отворить. После той их встречи в полупустом гостиничном номере, когда Морган впервые обнял Кэти, он знал, что дело только за ним. Их влекло друг к другу, притягивало как магнитом, и то ли подавленная, то ли притушенная страсть вот-вот готова была запылать, как пламя, достаточно было признания, ласкового слова, первого робкого соприкосновения, достаточно было, чтоб волосы Кэти коснулись его губ.
И все же Морган ждал. Что-то заставляло его проходить мимо незапертой двери комнаты Кэти. Не Энн — эта часть его жизни была, как пустые покои, где обитали только полузабытые вздохи, нечто тщательно хранимое где-то глубоко внутри так бережно, как иногда хранят комнату давно умершего ребенка: а вдруг каким-то чудом он вернется.
И не Хант: Морган знал, что Хант и Кэти давно уже живут каждый сам по себе, сближаясь редко и случайно то из-за смерти ребенка, то из-за общей борьбы в предвыборной кампании, что сейчас в Кэти все сильнее разгорается враждебность, а Хантом завладевает безразличие к жене, изредка прерываемое, как сегодня вечером, вспышками обиды.
И, конечно, не Кэти. Морган ощущал по временам ее недоумение; тайным пожатием руки, искоркой во взгляде, случайным прикосновением плеча, а однажды — напряженностью, которая стала почти видимой, как пылинки в пронизанном солнцем такси, когда они ехали от Капитолия в Джорджтаун,— тысячью разных способов она давала Моргану понять, что ждет его.
Значит, он сам: ведь это он бездействовал, и не собирался действовать даже сейчас, поднимаясь по ступенькам. Он долго разглядывал тусклую полоску света. Она лежала на полу, словно вычерченная чьей-то твердой рукой, барьер, предупреждение, и он знал: если эту полоску переступить и пройти дальше, в хорошо знакомую ему комнату для гостей в конце коридора, он может уже никогда не вернуться назад. Его толкали на решение, и он ничуть не сомневался, что именно он сделает, когда оно созреет в нем. Он опять
Морган поднялся по лестнице, взялся за дверную ручку, отворил дверь, вошел и притворил дверь за собой. Свет падал от лампочки возле окна; кровать оставалась в тени. Она была пуста — Кэти сидела на диванчике, у самой кромки яркого круга света.
— Я ждала,— сказала она.— Долго ждала.
— Нам будет трудно.
— А что не трудно?
— Проще было сюда не входить. Знать, что ты ждешь меня, знать, что я хочу войти, и не входить — вот это было легко.
— Для меня не легко.
Она встала. На ней был длинный халат; как он узнал потом, она всегда такой носила — никогда не надевала кокетливых вещиц.
— Ждать и знать гораздо легче, чем то, что нам предстоит,— сказал он.— Я ведь, сама понимаешь, зашел сюда не на один сегодняшний вечер.
— Еще этого не хватало!
— И мы с тобой не затеваем тайную интрижку на краткое время, пока не надоест. Ты это тоже знаешь.
— Может, хватит уже пересказывать мне все, что я знаю.
Она сделала к нему несколько шагов, протянула руку, погасила свет.
— Приходилось ли тебе когда-нибудь мечтать,— спросил Морган,— о чем-то тебе предначертанном и прекрасном, о том, что ты хотела бы совершить?
— Да.
— Мне поэтому было так легко не входить. Прекрасным, идеально чистым видением было представлять себе, как я вхожу.
— Вот потому я и считала, что ты никогда не войдешь. Я тебя знаю, Рич, давно знаю. Тебе не хотелось признавать, что в жизни нет ничего чистого.
— Да,— сказал Морган.— Все теперь так сложно.
В темноте они прильнули друг к другу. Он заключил ее в объятия, они подошли к окну и взглянули вдаль, на осенние поля, серебристые в лунном свете. Где-то в глубине дома раздался стук затворяемой двери. Морган смежил глаза, припал лицом к волосам Кэти, увидел внутренним взором, словно то было озарение, презрительно сжатые губы Энн, красные буквы рекламы, светящиеся в ночи: ЦЫПЛЯТА И БИФШТЕКСЫ — ЛУЧШИЙ ОБЕД, прелестные длинные, загорелые ноги, блики огня из камина на лице Андерсона…
— Может, это было, как на телевидении,— сказал Гласс.
Они остановились на лужайке, под деревом. Возле дома расхаживали какие-то люди. У подъезда ожидал роскошный лимузин губернатора. Кроме тускло освещенного окна Кэти, в доме загорелись еще окна.
— Я хотел сказать,— пояснил Гласс, обводя их взглядом,— что на телевидении выигрышную роль получают только счастливчики. Перед камерой они выглядят неповторимо, надеюсь, вы меня понимаете? И, может, Андерсон был именно таков. Вроде доктора Килдара. Или Перри Мейсона. Всякий судит о подобном человеке на свой манер. Но стоит ему выйти из роли, дело его пропащее. Люди, которые видели Андерсона именно таким, ни на что другое глядеть не станут.
— Но они могут переключиться на другую программу,— сказал Морган.— А вот тому, кто играет роль, деться уже некуда.
ГАЗЕТЧИК II
Они прошли по лужайке к дому. Из дверей им навстречу вышел губернатор с женой, следом — Мэтт Грант.
— А, Рич,— обрадовался Мэтт.— Хорошо, что вы уже здесь.— Он подождал, пока Морган поднялся по ступеням.— Еду в машине губернатора,— шепнул оп, потом снова повысил голос: — Вам просили передать, чтобы вы позвонили в редакцию Келлеру. А с Дэнни вы разминулись — он только что уехал со Спроком и Берджером. Сказали, что, наверно, увидятся с вами в самолете в восемь тридцать.