На берегах Дуная

Маркин Илья Иванович

— Так точно, — первым ответил Миньков.

— Сигналы нужно установить, — предложил Саушкин.

— Это потом, — отозвался Бахарев, — еще уточним все. А сейчас, пока не совсем стемнело, быстро поставить задачи и начать работу. За дело, товарищи!

— Толя, назначь поскорее начальников десантов, особенно на головные танки. Пока хоть немножко видно, им нужно с командирами машин договориться, — озабоченно проговорил Кисленко и побежал к своей роте.

— Разыщите Василькова, — приказал Бахарев Анашкину, — и командиров взводов вызывайте.

— Я здесь, товарищ гвардии капитан, — вылез из-за груды кирпича комсорг.

— Задачу

слышали?

— Так точно.

Над землей просвистели пули. Где-то впереди застучал пулемет. В ответ ему ударили три наших пулемета.

Комсорг прилег рядом с командиром роты.

— Как вы думаете, кого лучше назначить в десант на первые два танка? — горячо дыша Василькову в щеку, придвинулся к нему Бахарев. — От них зависит многое. — Последнее слово Бахарев произнес медленно, свистящим шопотом, потом еще раз повторил: — Многое, — и добавил: — И трудно им придется, очень трудно.

Откровенность, с какой всегда командир роты говорил с комсоргом, волновала Василькова. Он чувствовал, что капитан ему доверяет, во многих случаях советуется, как с равным, и это заставляло его много думать о делах и людях роты.

В короткое мгновение, пока Васильков думал, в памяти прошли все люди роты, и ему казалось, что кого ни пошли на это опасное задание, любой не подведет, будет действовать решительно и смело.

Он так и хотел ответить, но тут же представил себе, каково будет тем, кто первыми сквозь вихрь огня рванутся в черную неизвестность, и почувствовал, что ему нужно не просто ответить словами, а разделить с командиром роты ответственность за выполнение задачи.

— Комсомольцам разрешите, — предложил он тех, за кого мог смело поручиться.

Бахарев, видимо, ждал такого ответа и не был удовлетворен им. Он придвинулся еще ближе к Василькову и сухо спросил:

— А конкретно кого? Нужно две группы.

— Косенко, — назвал Васильков и с жаром продолжал: — и все его отделение, а еще из третьего взвода второе отделение. Там двое не комсомольцы, но солдаты очень хорошие, сегодня они подали заявления в комсомол. И мне с этим отделением разрешите поехать. Командира отделения ранили перед городом, я временно командовал. Если разрешите…

Васильков не договорил, почувствовав сильную руку Бахарева на своем плече.

— Хорошо, Саша. Я так и думал. Надеюсь на вас. Пойдете по правому проходу, как только проскочите первые окопы, развернуться влево, обойти здание и атаковать левый дальний угол. Что там у противника — неизвестно, все загораживает стена. Поэтому действуйте самостоятельно. Главное — как можно быстрее ворваться внутрь здания и сразу же захватить огневые точки. Все решает быстрота и смелость. Малейшая заминка — гибель!

Васильков слушал капитана и чувствовал, как где-то в груди нарастала мелкая дрожь. Он до боли прикусил губы, сжал кулаки, но дрожь распространялась по всему телу, и он никак не мог успокоиться.

Один за другим к Бахареву подползали командиры взводов.

Он рассказывал, кому, что и как нужно делать, а Васильков всем существом вбирал его слова, думал, как ему самому придется действовать, и, когда капитан смолк, в сознании Василькова отчетливо сложилась картина предстоящего боя.

Он теперь видел не только тех нескольких человек, которые пойдут вместе с ним, но понимал смысл и значение действий каждого человека в этом бою. Те две группы, которые первыми шли на танках, были только частичкой большого коллектива, и, собственно,

на эту частичку в первые минуты боя должны были работать все: и стрелки, и пулеметчики, и саперы, и артиллеристы, и минометчики. Нетерпеливая дрожь сменилась радостным волнением. Васильков по-новому осознал теперь то, что проходило перед ним каждый день, что он видел и знал, но еще не мог оценить во всей значимости и величине. Нет, не один человек и не маленькая группа решали успех дела. И судьба человека зависела не только от него самого. Все определялось действиями коллектива, соединенными усилиями многих людей.

Впереди разгорелась ожесточенная перестрелка. К Бахареву подскочил Кисленко и, упав на живот, прошептал:

— Саперов не пускают к переднему краю.

— Ничего страшного, — спокойно проговорил неизвестно когда подошедший командир батальона. Он лежал на куче щебня позади всех и смотрел в сторону противника.

— А мины? Напоремся на них, — возмущенно ответил Кисленко.

— Никаких мин перед вами нет, — решительно ответил майор, в упор глядя на Кисленко, — мы артиллерийским и пулеметным огнем все прощупали, нигде ни одного взрыва.

— Разрешите командирам взводов приступать? — спросил Бахарев.

— Да, приступайте, — ответил майор.

От Бахарева в разные стороны побежали люди. Глядя на них, Василькову хотелось каждому пожать руку и сказать, что он выполнит то, что ему поручено, что он надеется на каждого и уверен, что каждый, если случится неожиданное, поможет ему.

Он резко вскочил и пошел к отделению. На небе все ярче разгорались крупные звезды. В прохладном воздухе дышалось удивительно легко. Он вспомнил Валю и подумал, что следовало бы сегодня отправить ей письмо. Видимо, пришла теперь из института и готовится к занятиям, а мама ее рядом сидит, смотрит на нее, и, как обычно, чем-нибудь недовольна. Хорошая она, только ворчливая и властная. А Валя мало на мать похожа. Правда, властности и у нее много. Посмей только возразить, сразу рассердится, но зато успокаивается очень быстро. Так и не удалось им учиться вместе, а сколько об этом мечтали! Она третий курс института закончила, а он в десятилетке не успел доучиться.

Солдаты укрылись за грудами кирпича возле крайнего дома. Они, видимо, знали, какая задача поставлена отделению, и, едва Васильков приблизился, шопотом, наперебой заговорили с ним:

— Кто танком командует?

— А когда артиллерия огонь откроет?

— Саперы тоже с нами пойдут?

Отвечая на вопросы, Васильков всматривался в каждого и чувствовал, что все настроены бодро, боевую задачу воспринимают не как простую обязанность, а как почетный и ответственный долг.

Подводя отделение к дому, где должен был стоять танк, Васильков услышал позади приглушенный вздох и едва различимый шепоток:

— Эх, ночка! Что-то принесешь ты нам?

Это мимолетное восклицание было произнесено с затаенной тревогой. Васильков хотел обернуться, но в это время его окликнули, навстречу вышел танкист и протянул руку:

— Лейтенант Полтавцев. Жду. Моя машина здесь.

Васильков смотрел и нигде не видел танка.

— Вот здесь, слева, — пояснил Полтавцев.

Оказывается, танк стоял у самой стены, закрытый большим плетнем. Из-за плетня виден был только ствол пушки.

Едва успели командиры сблизиться, как танкисты и стрелки перемешались, называя фамилии, имена и пожимая друг другу руки. Кто-то нашел земляка и радостно говорил: