На берегах Ганга. Прекрасная Дамаянти
Шрифт:
— Разве я заслужил, чтоб они меня любили? — сказал Гастингс, пожимая плечами.
— А эта миссис Клэверинг кажется еще глупее своего мужа, — продолжал Импей, и маленькие глаза его грозно сверкнули, — разодета и глупа, как пава. Она осмелилась важно-снисходительно относиться к Эллен!
Обед был сервирован со всей роскошью, какую только мог пожелать для своего приема верховный судья короля. Присутствовали мистер Барвель, капитан Синдгэм и некоторые высшие чиновники компании, но все были так веселы, как в самом тесном семейном кругу, где старые друзья встретились после многолетней разлуки. Гастингс
После обеда дамы остались вместе, а Импей и Гастингс ушли в кабинет. Когда они опять появились в гостиной, оба были серьезны, но на лице Гастингса выражалось гордое довольство.
Импей скоро собрался домой. При прощании он молча, но многозначительно пожал руку Гастингсу и уехал с женой в сопровождении слуг с факелами. Старые друзья встретились и скрепили дружбу новым союзом.
Поздно вечером Гастингс велел позвать капитана Синдгэма.
Капитан долго сидел в кабинете губернатора, а когда вернулся к себе, глаза его горели мрачной радостью.
В предместье Хугли стоял дом золотых дел мастера Санкара, того самого человека, который разговаривал в харчевне с Хакати, хозяином балагана фокусников, и был им завербован как участник заговора Нункомара.
С некоторых пор в положении золотых дел мастера произошло заметное улучшение. Он и прежде был известен как хороший работник, но жил скромно, а теперь обстоятельства изменились: он подвел каменный фундамент под свой домик, украсил его балконами и резьбой; в комнатах лежали тонкие циновки и стояла нарядная мебель, жена его носила дорогие ткани, взяла двух служанок; скромная мастерская была расширена и рядом устроена кладовая, там хранились дорогие материалы, золото, камни и жемчуг — словом, Санкара, как говорится, вышел в люди, мог себе позволить известную роскошь и вследствие этого, понятно, пользовался большим уважением среди товарищей по ремеслу, имя его произносилось с почтением. Эта счастливая перемена, как он рассказывал друзьям, произошла с тех пор, как он по рекомендации одного брамина стал работать на магараджу Нункомара.
Его удостоили заказами драгоценностей для магараджи и благородной Дамаянти, он выполнил их добросовестно. Другие важные индусы последовали примеру высокого брамина, и Санкара достиг известности и благосостояния. Жизнь в домике стала оживленной и суетливой: товарищи-рабочие и члены ремесленных каст приходили постоянно, оживленно и дружески беседуя с сидящим за работой золотых дел мастером, прибывали откуда-то ящики, частью с материалами, частью с предметами для украшения дома, как говорил Санкара; их прятали в кладовую и запирали.
Солнце стояло уже низко, посетители Санкара ушли, и нищие, забрав деньги и пищу, разошлись по харчевням, чтобы получить во время ужина от хозяев и гостей новые подачки.
Когда солнце скрылось, Санкара зажег спускавшуюся с потолка лампу, освещавшую прилавок, так как хотел закончить цепочку
Мастерская, несмотря на улучшение дома, осталась довольно простой: горшок с горящими угольями заменял печь, глиняная трубка — мехи, чтоб дыханием раздувать огонь, а острые клещи и молоток были единственными инструментами, которыми золотых дел мастер изготовлял свои тонкие, художественные работы.
Санкара, склонившись над станком, закреплял оправу последнего сапфира. Вдруг дверь скрипнула, он оглянулся удивленно, так как в столь поздний час не бывало посетителей. Вошел стройный мужчина в одежде зажиточного земледельца.
— Что тебе надо? — спросил Санкара грубо. — Для дел уже поздно!
— Да я и не по делу, — отвечал незнакомец по-индусски, — я пришел поговорить с тобой, Санкара!
Золотых дел мастер старался разглядеть лицо стоявшего в тени от лампы, оно было ему совершенно незнакомо.
— О чем же говорить? — спросил он голосом, доказывающим, что не расположен к беседе.
— Я принес известие от Хакати, он прислал меня к тебе!
Санкара вскочил.
— От Хакати?! — вскричал он. — Я мало знаю Хакати, — продолжал он подозрительно. Если он прислал тебя ко мне, то, верно, дал поручение… знак…
— У меня есть знак и важное поручение, касающееся твоей головы, Санкара! Прежде смотри знак!
Он подал ему половину старой вырезанной зубцами серебряной рупии. Санкара побледнел и дрожащими руками нашел в ящике другую половину. Обе половины сошлись.
— Знак верен, — сказал Санкара, стараясь рассмотреть лицо незнакомца, — теперь передавай поручение! Оно касается моей головы, — сказал он, пугливо озираясь, — моя голова в безопасности, она под защитой великого и сильного магараджи Нункомара!
— Твоя голова гораздо скорее в руках еще более сильного человека — губернатора Уоррена Гастингса, — возразил незнакомец.
— Губернатора? Э… он погибший человек! Сами англичане осудили его за взятки… его дни сочтены…
— Погибших людей нечего бояться, — прервал посетитель, но, если они оживут и свергнут своих противников, то будут опаснее прежнего, и друзья их врагов дорого заплатят за то, что были слишком легковерны и недальновидны.
— Опять оживут, говоришь ты? — дрожа спросил Санкара. — Что это значит? Я знаю, губернатор осужден, его смещение несомненно…
— Легковерный безумец! — вскричал незнакомец голосом, от которого Санкара испуганно вздрогнул. — Мне кажется, я уже вижу ноги слона, который размозжит твою упрямую голову… Или ты воображаешь, что губернатор помилует преступника, который укрывает за этой дверью ружья и патроны для мятежников, ведущего списки вожаков восстания?!
Лицо Санкары помертвело.
— Тебе это известно? — проговорил он.
— Ведь я пришел от Хакати.
— А губернатор?
— Он узнает это завтра, и завтра же тебя бросят под ноги слонов. Вот с чем прислал меня Хакати. Он велит тебе скорее отвернуться от погибшего человека, только погибший человек теперь уже не губернатор Уоррен Гастингс, а Нункомар, государственный изменник.
— А где же спасение? — стонал Санкара в полном отчаянии. — Хакати должен меня спасти… Он вовлек меня в эту беду… он обещал мне богатство и почести.