На боевом курсе
Шрифт:
Смычков ударил ладонями рук и выразительно потер себе колени.
— Та-ак, — широко улыбаясь, протянул он. — Щучку в сумочку.
— Следите за лодкой, — резко говорю я, повернувшись к нему. Его черные глаза горят веселым огоньком.
Смычков смотрит на контрольные приборы.
Наша лодка снова выправилась, и сейчас отчетливо виден знакомый по справочникам силуэт немецкой подводной лодки среднего тоннажа.
«Позиция удачная. Мы находимся в темной части горизонта и наш перископ не так просто заметить», — думаю я. Тем не менее нужно соблюдать исключительную осторожность:
— Слева шумы трех «охотников».. — громко докладывает Лебедев.
Вращаю перископ: поле зрения закрыто какой-то серой пеленой и только сверху можно различить светлое пятно неба.
Опустил перископ.
— На западе еще темно, ничего не смог рассмотреть. Это, повидимому, или встречающий лодку эскорт или плановый утренний поиск наших лодок, — говорю Щекину, а сам смотрю на карту, где уже нанесены пеленги обнаруженных шумов.
— Шумы охотников приближаются, — громко, но совершенно спокойно, докладывает Лебедев и добавляет: — лодку хорошо слышу справа на курсовом 35°…
Через несколько минут новый доклад Лебедева.
«Неужели „охотники” помешают атаке?» — мелькнуло в голове, и на миг охватило острое чувство досады. Все равно атака должна состояться, чего бы это ни стоило! Даю приказание задраить все переборки, проверить клинкеты на них и оставить отдраенными только переговорные трубы для голосовой связи.
Еще раз проверяю свои расчеты… Только бы не опередили охотники и не начали атаку нашей лодки прежде, чем лодка противника придет на залповый пеленг…
Как только Лебедев доложил, что катера противника идут нам навстречу и находятся где-то совсем близко, все разговоры прекратились, даже Смычков и тот приумолк. Облокотись на штурвальное колесо ручного привода горизонтальных рулей, он сосредоточенно следит за контрольными приборами управления.
Все неподвижны, будто слились со своими механизмами. По мере того как приближается время залпа, напряжение нарастает. Каждый думает о том, чтобы все, от него зависящее, было сделано, мысленно решает свою тактическую задачу.
Трюмный Тюренков, сидя на корточках, не сводит глаз с клапанов воздушной станции, как бы повторяя в уме действия, которые необходимо выполнить в первую же секунду, если потребуется вести борьбу с повреждениями; он даже клапанные ключи развесил так, чтобы в случае аварии они были под руками; в аккумуляторных отсеках аккуратно разложены плавкие разъединители главной сети электрического питания; торпедисты еще раз проверяют жидкость в механизмах стрельбы. Иванов держится за рычаг автомат-коробки, как бы весь превратившись в слух. Сейчас он будет реагировать только на один сигнал — «пли». Всего две минуты назад он услышал по трубе, что цель приближается к залповому пеленгу, и готов выпустить торпеды в тот самый момент, когда последует команда. Он знает, — каждая секунда затяжки выстрела сказывается на попадании. Словом, весь экипаж находится в состоянии туго взведенной пружины. Страшна сила этой пружины, она освобождается по одному звуку команды и в несколько секунд разрывает стальные оболочки кораблей и безвозвратно уносит их в пучину моря.
Великая честь и еще большая ответственность
И вот сейчас, когда до залпа осталось каких-нибудь две-три минуты, — они тянутся мучительно долго, — решается вопрос — кто кого. Атакуем и потопим лодку — мы победители. Уйдет лодка — успех на ее стороне, а наше положение равносильно поражению. У кого больше умения, выдержки, силы воли, тот и выйдет победителем в этом поединке.
… Наша лодка строго лежит на курсе. Время подвсплыть и осмотреться. Сбавляю ход и жду, пока закончится подъем перископа…
Прилив затаенной радости охватывает меня, когда я вижу, что лодка противника как ни в чем не бывало продолжает спокойно идти своим курсом. «Они ничего не подозревают. Значит, пока и катера нас не обнаружили».
Быстро делаю отсчет с азимута перископа; до залпа осталось два градуса…
— Катера застопорили ход, — слышится голос Лебедева.
Черный силуэт лодки противника медленно входит в поле зрения перископа, и мне уже все равно, есть катера или нет их поблизости.
Еще раз проверяю, правильно ли стоит индекс перископа на отсчете залпа, затем снова прильнул к окуляру, губами касаюсь отпотевшей холодной стали прибора — неприятное, щекочущее ощущение мелкой дрожью отзывается по всему телу.
Командую: «Пли!» и в ту же секунду чувствую сильный толчок… Приказываю лодку удержать на перископной глубине и уклониться от курса, а сам с тяжелым чувством ожидания наблюдаю бег стрелки секундомера. Ровно через минуту взрыв прокатывается по воде.
— Как обстановка, Лебедев? — спрашиваю я.
— Ясно был слышен взрыв. После взрыва шум дизелей лодки прекратился.
Направления движения катеров, как показывает прокладка на карте, расходящиеся. Стало быть, они нас не заметили.
Снова поднял перископ, чтобы проследить результат атаки. В том месте, где всего лишь две минуты назад шла лодка противника, на фоне утренней зари, низко над горизонтом, висят два бурых облака. Эх, сейчас бы всплыть и подобрать что-нибудь с воды в качестве вещественного доказательства потопления лодки, но кругом — катера-охотники — требуется максимальная осторожность.
Преследования нет. Стало быть, катера нашей атаки так и не обнаружили, решив, повидимому, что лодка подорвалась на плавающей мине. Шум их винтов непостоянный, и направление их движения часто меняется. Возможно — они на месте потопления лодки пытаются что-нибудь установить или подбирают плавающих немецких подводников, но вряд ли кто-нибудь из них остался в живых.
Через час мы оторвались от места атаки, предоставив возможность противнику разбираться в обстоятельствах гибели своего подводного корабля.