На боевом курсе
Шрифт:
Красное древко знамени перешло в мои, дрожащие от волнения, руки. Я преклонил колено и поцеловал нижний правый угол шелкового полотнища. Затем вернулся к строю матросов и передал знамя Лебедеву. Федосов и Железный заняли места ассистентов. Сводный духовой оркестр исполнил «Интернационал». Многократное «ура», здравица в честь великого полководца Красной Армии товарища Сталина, аплодисменты слились вместе. Меня охватило необыкновенное волнение. Казалось, нет на свете людей счастливее нас — свободной советской молодежи. Хотелось сейчас, немедленно совершить подвиг, не имеющий себе равных, подвиг, который прославил бы нашу Родину, народ и великого вождя советского народа.
Постепенно зал умолкал. Начались приветственные выступления представителей комсомольских организаций флота. Их было много, самых
Неся знамя высоко над головой, мы прошли через зал. Все встали. Нас опять сопровождали громкие овации и несмолкаемое «ура». Думаю, этот вечер оставил глубокий след не только в моей памяти, но и у всех участников торжества.
На следующий день знамя переправлялось на подводную лодку.
Мы возвращались на катере.
Со стороны залива издалека можно было заметить черные фигурки, суетившиеся на деревянном пирсе. Экипаж лодки предупредили по телефону, и все наши боевые друзья еще с обеда начали готовиться к встрече знамени: навели порядок в кубрике, переоделись в парадную форму, побрились.
Издали мы услышали крики «ура», они нарастали по мере приближения катера к лодке.
Щекин подал команду построиться, и за одну минуту на пирсе образовалась стройная черная линия.
Лебедев стоял в носовой части катера. Гордо и любовно смотрел он на развевающееся по ветру алое полотнище шелкового Красного Знамени, на котором играли блики полярного солнца. Ослепительно горела бронзовая пятиконечная звезда. Ильин, стоявший возле Лебедева, бережно расправил золотую бахрому и тяжелые золотые кисти.
— На знамя! Смирно-о-о! Равнение направо! — донесся до нас звонкий голос Щекина в тот момент, когда катер ошвартовался у пирса.
Круто повернувшись, придерживая левой рукой кортик, а правую приложив к головному убору, четким строевым шагом Щекин направился ко мне с рапортом.
— Товарищ командир. Личный состав вверенного вам корабля выстроен по случаю приема Красного Знамени ЦК ВЛКСМ, — доложил Щекин и, как полагается, отошел на шаг в сторону.
Я поздоровался и поздравил своих боевых товарищей с почетной наградой.
— Служим Советскому Союзу! — раздалось в ответ.
Знаменосец, ассистенты и делегаты от экипажа прошли перед строем с развернутым знаменем. Десятки горячих внимательных глаз провожали знамя до места, и легко было заметить волнение, смешанное с любопытством, на обветренных мужественных лицах наших воинов.
Щекин зачитал приказ по кораблю о вручении знамени ЦК ВЛКСМ и назначении знаменосца и ассистентов. Открылся митинг. Безграничная преданность Родине, большевистской партии и великому Сталину, непоколебимая вера в победу, уверенность в своих силах — вот смысл всех выступлений. Выступали почти все, говорили просто и вместе с тем страстно, от души.
— Я попал к вам прямо из школы специалистов, — вспоминал матрос Ильин, — а через час лодка уходила в боевой поход. Если начистоту сказать, я растерялся. Почувствовал себя совсем беспомощным. Наш старшина Мартынов, должно быть, заметил это и просто, как родной брат, сказал мне: «Не робей, дружище, присматривайся к нам, и все будет в порядке». В первом походе я узнал вас всех и привык к вам, точно много лет служил вместе. Мне понравилось, что живете вы, как одна большая семья. Все относятся друг к другу с доверием, вниманием, старшие помогают младшим, неопытным. Мне припоминается случай, когда я первый раз нес вахту и с непривычки от недостатка воздуха мне стало плохо. Старшина Мартынов сказал: «Приляг, отдохни немного, а я уже выспался и подменю» тебя». Мне показалось неудобным принять такое предложение. Первый раз доверили вахту и вот тебе — укачался. Я стал возражать, дескать, ничего, постою, пройдет, а сам чувствую, что ноги подкашиваются. Старшина не согласился и заставил меня лечь на койку. Я лежал и думал, что за этого старшину не только в огонь и воду пойду, и если ему будет опасность грозить, — грудью своей закрою. А когда я поближе познакомился с остальными старшинами и матросами, увидел, что они ничем не отличаются от старшины Мартынова. Такие же чуткие, готовые всегда помочь товарищу. И понял я тогда, что нет большей радости, как служить
Старшина Иванов сказал:
— Каждая торпеда, которую мы выпускаем по врагу, идет с надписью на корпусе: «За Родину!», «За Сталина!». Я заверяю комсомол и командование, что ни одна торпеда не подведет командира. Клянусь перед Красным Знаменем, которым нас наградил комсомол, что до последнего дыхания буду бороться за великое дело партии Ленина — Сталина.
Подумав немного, борясь с охватившим его волнением, старшина добавил:
— Мы пронесем это знамя до самого дня победы. Слава дорогому Иосифу Виссарионовичу Сталину! Смерть фашистским захватчикам!
Следующим выступал старшина первой статье Морозов:
— Я не умею складно говорить и потому очень редко выступаю, но сегодня такой день, — сказал; он, переминаясь с ноги на ногу, — что не выступить нельзя. — На секунду Морозов замялся, но тут же сосредоточился и продолжал:
— Я тоже хочу выступить и сказать свое мнение. Как только я узнал, что наша лодка удостоена такой высокой награды, — он обратил взгляд к колыхавшемуся на слабом ветру Красному Знамени, — я долго не мог успокоиться. Вспомнилась моя жизнь и путь, которым я пришел на флот. Родился я в деревне, когда вырос, стал там работать трактористом. Но не таким я был человеком, как сегодня. Сознание мое малость отставало. И хотя в работе я не плелся в хвосте у товарищей, а все как-то не чувствовал, что общественное дело для меня дороже моего личного. Пришел на флот, и многое во мне изменилось. Я понял, что один человек в поле — не воин, а сила вся в коллективе, в том, что мы вместе, дружно живем и отдаем все свои силы общему делу. Еще до войны хотели меня однажды списать на другой корабль старшим специалистом. Я упросил командование оставить меня на этой лодке в старой должности. Очень уж я привык и полюбил наш дружный коллектив.
А когда началась война и я узнал, как фашистские танки топчут и сжигают наши колхозные поля, где каждая борозда, каждый колос вскормлен потом колхозных хлеборобов, которые думали вовсе не о войне, а о том, какое счастье должен принести народу хороший урожай, я снова вспомнил свою деревню, вспомнил, как мы боролись за высокий урожай, за то, чтобы не потерять ни одного колоса во время уборки и за то, чтобы как можно больше сдать хлеба государству. После двух лет службы на флоте я особенно остро почувствовал, как дорого мне наше советское государственное добро. И силы у меня вроде прибавилось. Готовился к походу — ночи не спал и усталости не чувствовал, а в море и вовсе отдыхать не хотелось. Только думалось о том, чтобы найти врага и уничтожить его. Каждый знает, какими счастливыми мы бываем, когда домой возвращаемся с победой. На сердце особенно легко, радостно делается. Теперь надо воевать еще лучше. Высокая награда обязывает нас, — при этих словах он посмотрел на знамя и повторил еще более уверенно: — обязывает нас не успокаиваться на достигнутых результатах, из каждого похода мы должны возвращаться с победой. Сейчас мы вынуждены стоять на ремонте. Самолеты противника не дают нам покоя, мешают работать, и все же я — как командир отделения мотористов — даю обязательство сократить время ремонта наших механизмов на одну треть с тем, чтобы скорее выйти в море. Вот все, товарищи, что я хотел сказать, — просто и деловито закончил Морозов.
Все остальные выступления были такими же теплыми и откровенными, полными стремления к великой цели — победе. После митинга весь личный состав собрался у знамени, и каждый матрос захотел потрогать пальцами шелк и бахрому. Подводники обступили красное шелковое полотнище и несколько раз перечитывали крупные золотые буквы, горящие на солнце: «Лучшей подводной лодке от ЦК ВЛКСМ».
Краткий словарь морских слов, встречающихся в этой книге
Аккумулятор — прибор для накопления электрической энергии.